В конце аллеи показалась жена, и он почувствовал, что невольно улыбается.
Время оказалось милосердным к его Беатрис: ее походка была все так же легка, и в темных волосах почти не было серебра, вот только черты лица стали строже. Его жена, его сокровище… За какие же неведомые добродетели Небо ниспослало ему такой дар?
Жизнь вдруг увиделась де Эспиносе пестрым гобеленом, где причудливым узором сплелись любовь и ненависть, триумф и отчаяние. Убери одну нить – и узор станет другим, а то и вовсе исчезнет. После гибели Диего, пожираемый чувством вины, он жил местью и во имя мести, и его гобелен ткался лишь из черной нити горя и боли, и алой – ярости. Но однажды все изменилось. Де Эспиноса вспомнил безумный осенний день, когда бросился в погоню за своенравной дочерью алькальда Сантаны. И догнал, и сделал своей. И полотно его жизни вновь вспыхнуло ярким многоцветьем.
А затем – встреча с врагом, ставшая спасительной для Беатрис и маленького Диего. Змей Уроборос, кусающий себя за хвост… Тогда будто замкнулся незримый круг, и неожиданно для самого себя, де Эспиноса примирился с Судьбой. И единственное, о чем ему оставалось сожалеть – что его гордыня и упрямство причинили его Беатрис слишком много страданий.
Жена подошла к нему, и де Эспиноса, обняв ее за плечи, прижал к себе.
– Что пишет Изабелита?
Беатрис удивленно вскинула голову:
– Как ты догадался, что пришло письмо?
– Да вот, догадался, – усмехнулся он.
– Она пишет, что все благополучно, и я уверена, что так и есть.
– Даст Бог, так будет и дальше, – Де Эспиноса жадно вглядывался в ее лицо, будто желая запечатлеть в памяти каждую черточку. – Моя маленькая сеньорита Сантана, тебе было тяжело со мной?
– Я счастлива с тобой, Мигель, но… почему ты спрашиваешь?
Де Эспиносе так много нужно было сказать ей, но дыхание перехватило. Он попытался набрать в грудь воздуха и не смог. И в этот миг ясно осознал, что отпущенное ему время истекает. Что оно уже истекло.
– Мигель! – отчаянно крикнула Беатрис.
– Я всегда любил тебя… Беатрис…
А затем из дальнего далека надвинулся шелест волн, и де Эспиноса почувствовал на губах соленый вкус моря…
– Мигель!
Худощавый подросток на краю мола оборачивается и радостно улыбается, увидев бегущего к нему мальчика помладше.
Море шумит уже совсем близко, и в его голосе Мигелю удается наконец расслышать то, что чудилось ему всю его жизнь.
– Ты мой… мой… Теперь и навсегда!