— Ха!..
На это мне сказать нечего. Чашка кофе в моей руке дрожит от унижения и звякает, когда я ставлю её на блюдце.
Ти-ри-рам!
Смартфон на столе негромко звякает. Прочитав сообщение, я залпом допиваю оставшийся кофе и поднимаюсь со стула.
Да, в старших классах мы все втроём частенько заглядывали в это кафе. Воспоминание об этом промелькнуло в моей голове, когда, помахав на прощание рукой Цукасе и Такаги, я вышел на улицу и почти бегом двинул к метро.
В те времена у нас всё получалось легко. Заботиться о будущем трудоустройстве не было необходимости, каждый день проходил радостно и бездумно. Особенно в то лето, во втором классе старшей школы[46], нам было веселее, чем когда-либо до или после этого. По-моему, что бы ни происходило с нами тогда, всё заставляло моё сердце взволнованно танцевать в груди.
«Что же, собственно, происходило?» — задумываюсь я теперь. Да, в общем-то, приходится признать, что ничего особенного. Просто, наверное, сам возраст был такой: покажи нам палец — готовы были веселиться полдня... Или всё-таки нет? Или это выражение всё же больше подходит к девчонкам?
Рассеянно думая обо всём этом, я вошёл в метро и по ступенькам спустился под землю.
— Ого! Устроился на работу?
Оторвавшись от смартфона, Окудэра-сэмпай оглядывает мой костюм и улыбается.
Вечерние кварталы перед станцией Ёцуя кишмя кишат весёлой отдыхающей молодёжью, освободившейся от школы или работы.
— Ха-ха. Если бы это было так просто...
— Хм-м-м, — протягивает она и придвигает своё лицо к моему.
От макушки до кончиков пальцев она выглядит очень серьёзной. И очень серьёзным тоном говорит мне:
— А всё потому, что твой костюм тебе совсем не идёт!
— Что... так ужасно выгляжу?
Я невольно оглядываю себя от плеч до пят.
— Ну что ты! Я же шучу... — говорит она и, чтобы резко сменить тон разговора, широко улыбается.
Она предложила с ней прогуляться, и мы зашагали по Синдзюку навстречу волне студентов. Пересекли парк Киои, прошлись по мосту Бэнкэй. Я впервые в этом году заметил, что листва у деревьев на улицах начинает краснеть и желтеть. Большинство народа вокруг уже носили ветровки и тонкие куртки. Окудэра-сэмпай также была в свободной ветровке.
— У тебя какое-то дело? Вдруг эсэмэску прислала, вызвала... — спросил я, думая, что я, похоже, единственный, кто одет не по сезону.
— Ты о чём, дядя? — скривила она ротик, блестящий от помады. — А без особого дела с тобой и связываться нельзя?
— Да нет, что ты! — Спохватившись, я замахал руками. — Можно, конечно...
— Вот, давненько не виделись. Ты не рад?
— Э... Да! Конечно рад!