«Наверное, он, как дизайнер, лучше его понимает», — подумала я.
— У него это по-настоящему, — сказал он. — Во всяком случае, Такао-кун — его так зовут? — по-настоящему этого хочет. Молодых людей, которые вроде как намереваются кем-то стать, полно. Они любят задавать кучу вопросов в Сети, осваивают лексикон профессиональных критиков, нападают на работы других. Нет, понять их, конечно, можно... — Симидзу-кун не отрываясь смотрел на куски мяса на гриле и тихо произнёс, будто убеждая сам себя: — Но тот, кто на самом деле, от всего сердца хочет что-то создать, ничего ни у кого не спрашивает и ничего никому не говорит. Он просто делает.
Я добралась домой в начале первого ночи, и, когда открыла дверь квартиры, из кухни послышался голос старшего сына:
— С возвращением. Ты поздно. Где-то пила?
Сёта сидел за столом в одиночестве и пил мою рисовую водку. На нём была сорочка бледно-голубого цвета, галстук он снял, а на столе лежали какие-то маринованные овощи, по-видимому купленные в круглосуточном магазине, и смартфон — такие продавала его компания. В тусклом свете ламп нашего старого муниципального дома мой сын казался мне незнакомцем, случайным попутчиком в вагоне поезда по дороге на работу.
— Да, поужинала с Симидзу-саном. Давно тебя не видела, Сёта. Какими судьбами?
— Зашёл за летней одеждой.
Я хмыкнула в ответ, пошла в свою комнату, сняла костюм, переоделась в розовую толстовку, а потом вернулась на кухню. Спиртного мне уже не особо хотелось, но занять себя было нечем, так что я достала из холодильника банку пива и, отламывая на ходу язычок, села напротив Сёты. Без всяких расспросов было ясно, что мы оба рассержены. Какое-то время стояла неестественная тишина, нарушаемая, лишь когда один из нас отпивал очередной глоток, но потом я, мысленно вздохнув: «Нет, всё-таки я более взрослый человек, чем он», направила разговор в нужное русло:
— Как дела идут в последнее время?
— Идут как обычно. А у тебя что делается?
— Всё хорошо. Как обычно. А где Такао? Вы вместе ужинали?
— Нет, я пришёл уже после ужина. Он помыл посуду, сложил грязное бельё и лёг спать.
— Ясно.
Разговор тут же заглох. Сёта раздражался, когда я заводила речь о своём любовнике, а мне не хотелось, чтобы он рассказывал о своей сожительнице. Мы оба прекрасно это знали.
— Тёмная у нас кухня. Когда этот дом построили? — спросил Сёта.
— Лет сорок назад, — ответила я.
— Как сюда ни приду, у меня настроение портится. Темно, двери плохо закрываются, всё какое-то невзрачное. Старая посуда, остатки наклеек на колоннах. Может, собраться разок и всё тут обновить?