Сорвалась и прочертила по небу огненную линию отгоревшая звезда. За лугом в речке что-то крякнуло и отдалось в тальниках.
Волков нет.
И звать некого.
Серый вспомнил вдруг об этом и, вскрикнув как-то всем телом сразу, оставил мерина нетронутым, обессиленно побрел в лес. Он отыскал свое первое логово, в котором жил когда-то с Волчицей, присел у корня дуба, у которого любила сидеть она, и сидел всю ночь. Думал о Любаве.
Ушла.
Испугалась крови.
И он ждал, что она нарожает ему волков!
Ну ей ли, выглядывающей куски, живущей подачками с хозяйского стола дать жизнь гордому независимому ни от кого волку? Пусть уж лучше его дети лежат на дне речки, чем выросли бы возле нее и стали собаками.
К утру в темном котле неба выварилась гроза.
Засверкали молнии.
Загремели громы.
Все в страхе разбегалось, пряталось, и только Серый был ко всему безразличен. Он не замечал ни начавшейся грозы, ни бури. Рот его был жестко сомкнут, глаза горели презрением.
Здесь, в старом логове, и нашла его Любава.
Она подползла к нему.
Заглянула в самый ужас его глаз.
Страх охватил ее, но она пересилила себя и лизнула Серого в губы, готовая любить его и такого.
Серый не звал ее.
Сердцем своим почуяла она, что нужна ему.
И — пришла.
Мокрая, прихваченная обрушившимся ливнем, она подползла к нему и, простая, бесхитростная, положила к его ногам кусок раскисшего под дождем хлеба.
Лил дождь.
Вспарывали небо молнии.
Обвально падали грома.
Любава сидела возле Серого, смотрела на мокрую траву, на деревья.
Просто сидела и смотрела.
Но она была рядом, и Серый медленно оттаивал возле нее.
Теплел.
С него будто что-то сползло, отшелушилось. Он задышал спокойнее, ровнее и даже наклонился к хлебу и откусил от него, и тогда Любава прижалась к нему, греясь с ним общим теплом.
Любава и в этот раз пробыла в лесу неделю.
По ночам они с Серым уходили в степь на охоту. Любава научилась ловить зайцев и убивать их по-волчьи, по древнему обычаю своих предков: одним хапком. Она даже ходила с Серым один раз к колхозной кошаре.
Нет, она не входила к овцам, она осталась у изгороди.
Серый вошел один, а она осталась и ждала его и когда появился он с ягненком, обрадованно взвизгнула и кинулась навстречу.
Они неслышно уходили в лес.
Серый нес на спине теплую тяжесть, а Любава бежала рядом и испытывала счастье. Из прокушенного горла ягненка ронялись на траву капли. Любава приостанавливалась, слизывала их и бежала дальше. Голова ее была седая от росы.
Через неделю Любава ушла.
Ей было хорошо с Серым, но она уже не могла жить без людей. Она выросла среди них, срослась с ними, в ней даже было что-то от человека.