Иногда мать ненадолго оставляла их.
Она вылезала из логова туда, где жил лес и откуда приходили разные запахи и звуки. Серый слышал, как там, снаружи, мать чавкает, что-то разгрызает, торопливо заглатывает.
В логово мать влезала потяжелевшая.
Она забиралась в дальний угол.
Причесывала языком на груди шерсть.
Приводила себя в порядок.
От нее пахло чем-то волнующим, совсем не молоком, и Серый тянулся к ней в темноте, находил и облизывал ее губы. Позже, когда они подросли и молока не стало хватать, мать начала приучать их к мясу, и Серый узнал, что так волнующе и пьяняще пахнет кровь.
На еду мать всегда звал кто-то.
Слышался шорох.
Кто-то подходил к логову, что-то тяжелое опускал у входа и подавал голос.
Мать поднималась и вылезала наружу.
Даже если они в это время сосали ее, все равно поднималась и шла, и они отрывались от ее сосцов, падали и, беспомощно барахтаясь и скуля, тыкались друг в дружку носами, отыскивали ее.
Но вокруг жил только ее запах.
Самой ее не было.
Когда мать возвращалась в логово, она приносила с собой запах другого волка. От нее всегда пахло другим волком, если она вылезала наружу.
Это был запах отца.
Но Серый узнал об этом потом, когда подрос: отец с ними в логове не жил, жила только мать, отец прятался в кустах, караулил, чтобы их никто не обидел.
Серый помнит, как увидел его первый раз.
Он уже подрос настолько, что мать разрешила ему выползти из норы.
Было утро.
Пели птицы.
Пахло росой.
Серый сделал несколько шагов по траве и упал. Лапы были толстые, широкие, и он постоянно запутывался в них и падал но поднимался и шел, ковыляя как попало.
И тут он увидел его, хотя и не знал еще тогда, что это он: на Серого надвигалась гора меха, и это было так страшно, что Серый перевернулся на спину.
Большое подошло.
Толкнуло его носом.
Начало вылизывать ему брюшко. И Серый понял, что это не опасно, и завизжал от радости.
Так он познакомился с отцом.
Потом его узнали и брат с сестрами, они тоже стали вылезать наружу. Было смешно смотреть, как они учатся ходить на толстых расползающихся лапах: Серый к тому времени чувствовал себя на ногах уже уверенно.
Волчата барахтались в траве.
Мать сидела у норы.
Наблюдала за ними.
Отец прятался в кустах, сторожил их, и стоило ему, бывало, подать знак о тревоге, как мать сейчас же хватала их за загривки и затаскивала в нору, и там они все затаивались, пока отец не подавал знак, что опасность миновала и можно опять вылезать и баловаться в траве.
Ночи отец проводил в степи, возвращался поутру, нагруженный добычей.
Они ждали его у входа в логово.
Все вокруг, облитое росой, курилось, сверкало, синело, золотилось. Бабочки, обмершие в ночь, отогревались, стряхивали с себя оцепенение, начинали летать.