Как только мои руки оказались свободны, я обвила ими его шею и обняла его так крепко, что мои плечи заныли от силы этого объятия. Я уткнулась лицом в его грудь и тряслась, пока он гладил меня по волосам и прижимался ко мне так же крепко.
Затем он отстранил меня и осмотрел шею, но даже такое маленькое расстояние между нами было излишним.
— Я цела, — сказала я, давясь слезами, которые быстро подступали к горлу. Он жив. Слава Богу, он жив.
Он обхватил меня обеими руками и обнял, прижимаясь шершавой щекой к моей макушке.
— Они сказали мне, что ты мертва. А Джордж? Он тоже жив?
Мои слёзы наконец-то покатились по щекам. Я не думала, что во мне найдётся сила произнести эти слова, но они всё равно слетели с губ.
— Они убили его. И отца, и маму. Они убили их.
Сказав это, я разразилась рыданиями, трясясь от слёз, которые словно раздирали мою душу, пока я плакала в объятиях дедушки. Он дрожал. Я чувствовала его слёзы на своей макушке, пока он держал меня, но не издавал ни звука. И наконец я поддалась всему ужасному горю, которое я носила в глубине своего сердца.
Моя мать погибла, её отняли эти злые люди. Она никогда не поможет мне сшить свадебное платье, не возьмёт на руки моего ребёнка. Сколько бы детей у меня ни родилось, у них не будет бабушки и дедушки, которые баловали бы их и нянчили. Мой отец всегда был центром нашей семьи, защищал меня и дразнил, когда я бывала слишком серьёзной или преисполнялась гордостью.
Я нуждалась в его наставлениях. Я нуждалась в его любви. Я хотела, чтобы он узнал Уилла. Я хотела, чтобы он узнал, что все причины, по которым я любила Уилла, происходили из причин, по которым я любила его. Мой отец был надёжным и незыблемым, но и он тоже ушёл навсегда.
Пока я была одна, моё горе было ужасным, но в то же время мне казалось, будто это я потеряна, а не моя семья. Теперь, когда Papa обнимал меня, дыра в моей груди словно сделалась больше. Мои родители не вернутся. Я больше не могла делить с ними свою жизнь. Я так их любила. Я нуждалась в них. Я скучала по ним. Они умерли.
Умерли.
И я ничего не могла сделать, чтобы вернуть их. И Papa тоже ничего не сможет сделать. Друг у друга остались только мы. Наконец, мои слёзы превратились с прерывистые вздохи, и я больше не могла плакать.
— Прости, — пробормотала я во влажную рубашку моего деда. Чистый запах лимона и розмарина, который всегда был ему свойственен, исчез. Его одежда пахла плесенью и пылью, или же могилой. — Я пыталась тебя найти.
— Моя дорогая девочка, — сказал он, и в его голосе я слышала всю его любовь ко мне. — Ты добилась успеха, — он улыбнулся мне, затем встал и помог мне тоже подняться.