— Я их не убивал. Клянусь, — выдавил Рэтфорд.
Дедушка отпустил его, сильно тряхнув. На мгновение в моём сознании всплыло воспоминание о том, как мужчина в маске схватил капитана «Медузы».
— Если ты ещё раз когда-либо будешь угрожать моей семье, то Чёрная Метка покажется тебе манной небесной, — сказал Papa.
Рэтфорд потёр свою шею.
— Это была не угроза. Ты утверждаешь, что пришёл образумить меня. Считай это моей попыткой просветить тебя. Я уже говорил тебе ранее. Я не знаю, кто убил Чарльза и Эдгара. Насколько я знаю, это вообще мог сделать ты. Ты не можешь отрицать, что в результате их кончины политические настроения в Ордене складываются в твою пользу.
Что бы ни пытался сделать Рэтфорд, это не поколебало стальной сдержанности моего дедушки.
— Убийство ради амбиций — это немыслимо. Это идёт против всего, за что ратует Орден, да и мотивы того, кто от этого выиграет, будут слишком очевидны. Такого мужчину быстро раскроют.
— Неужели? — Рэтфорд склонил голову набок. — Или же ему понадобится удобный козел отпущения?
В этот момент на лице моего деда промелькнул первый проблеск сомнения.
— Знай вот что. Если на мою жизнь будет совершено покушение, я исчезну и сделаю всё, что в моих силах, чтобы остановить это безумие.
— Думаешь, Pensée тебя спрячет?
Papa, казалось, опешил от замечания Рэтфорда. Я отошла от стены. Pensée. Вот та подсказка, которую я искала. Французское слово. Цветок. Анютины глазки.
Мой Papa прочистил горло.
— Пожалуйста, Улисс. Твоя одержимость будет поглощать тебя, пока однажды не лишит жизни.
— Значит, так тому и быть, — заявил Рэтфорд.
Поразительные серебристые глаза Papa прищурились, скользнув взглядом по тени мужчины.
— Я отказываюсь верить, что для тебя уже нет пути назад, — не сказав больше ни слова, Papa вышел обратно через дверь, и призраки померкли.
Я продолжала наблюдать за задымленной комнатой, дожидаясь, когда призраки мужчин вновь появятся и расскажут мне больше. Я втайне надеялась ещё раз увидеть деда, но свет в машине погас, а зубцы и шестерёнки остановились.
— Это определённо драматичнее письма, — сказал Питер, кашлянув и прикрывшись рукой.
— Нет времени болтать, — пожурила я. — Pensée. Ты знаешь, о чём он говорил?
— Не имею ни малейшего понятия, — Питер помахал ладонью перед лицом, затем шире открыл дверь и жестом показал нам выходить. Мы закрыли дверь, чтобы не выпускать остатки дыма, и я осознала, что с новым трагичным пониманием смотрю на колыбель, пристроенную у подлокотника старого кресла Рэтфорда. Мне нужно отпустить это. Я лишь надеялась, что Рэтфорд наконец-то обрёл покой и вернулся к своей потерянной возлюбленной.