Ленин познакомился с Крупской в 24 года — в 1894 г. Прожили они вместе около 30 лет. Это уже стаж.
Осенью 1913 г. отношения Ленина и Арманд переходят в интимные. Ленину — сорок три. О чувствах к Арманд можно говорить уже как о глубокой страсти. Практически с того года они уже не расстаются. Крупская делает попытку отойти, оставить их, но Ленин ей это не позволяет сделать, он привязан и к ней.
Так и складывается его жизнь в привязанности одновременно к двум женщинам (как не вспомнить заповеди о классово сознательном половом чувстве пролетарски сознательных граждан нового рабоче-крестьянского отечества).
Инесса Арманд умерла от холеры 24 сентября 1920 г. в Нальчике на Кавказе, куда поехала отдохнуть. Ей был 41 год. Похоронена Арманд на Красной площади как заслуженная и боевая революционерка.
Смерть Инессы Арманд потрясает 50-летнего Ленина. На похоронах, по словам Коллонтай, он «был неузнаваем». Он шатался, «мы думали, что он упадет».
Да, это любовь.
Только сразу вспыхивает огненно-красный вопрос: а сколько миллионов Любовей (самых пылких и нежных) обрек этот человек на муки и гибель (часто и позор насилий)?
Ответ на вопрос тут же, в кроваво мерцающих углях бывшего Российского государства, не ставшего новой великой Россией. И ответ этот звучит так: что можно мне, естественно для меня — для всех прочих исключено и невозможно.
Это не басни, нет. Именно так Ленин относился к себе. С виду очень простой (но не доступный, это легенда — доступность Ильича), но живущий по другим законам. Например, риск лично для себя он считал глупым и никогда не пошел бы ни на одну баррикаду, предоставляя право умирать другим. Это с убедительностью доказывает товарищ Ленина по женевской эмиграции 1904 г. Николай Владиславович Вольский (Валентинов). В ту пору ему довелось часто беседовать с Лениным, близко наблюдать будущего диктатора.
Нет, я — это одно. Массы — это другое.
У меня своя любовь, она может делиться с двумя женщинами, а надо — больше, иначе откуда приплутал сифилис; я не должен и не буду рисковать жизнью (это настроение пронизывало все годы эмиграции Ленина); я буду следить за своим здоровьем, нормально отдыхать в любом случае; мое слово — закон, и возражения мне — это несогласия с самой истиной.
Диктатор был человек, из обычных костей, крови, плоти, но мозг его давно (едва ли не с 20 лет) находился во власти представления о себе как личности необыкновенной, своего рода революционном мессии.
Так что культ его, обоготворение выскочили совершенно не случайно. Религиозная предрасположенность народа, его неграмотность — это одно, а объективные предпосылки — другое. И эти предпосылки имелись в более чем достаточном выражении.