Стоило солнцу скрыться за горизонтом, как в окно раздался глухой стук. Отодвигая штору и открывая ставни, я уже догадывалась, кто оказался таким нетерпеливым, что, наплевав на все договоренности, решил не ждать, когда я приду, а самому за мной явиться.
— Максим, мы же все распланировали! Что ты здесь делаешь? — мех ловко спрыгнул с подоконника на пол, резко подхватил меня на руки, бросил на кровать и лег сверху.
— Может я соскучился по своей кошечке? Решил увидеться с ней без посторонних глаз… опробовать ее девичью постель? — наглец подмигнул меня и прошелся цепочкой из мелких поцелуев по моей шее.
— Волконский, ты маньяк!
— Хм, сексуальный? — металлическая ладонь коснулась моего бедра.
— Очень… — вышло больше похожим на стон, — но у нас нет на это времени.
Макс оторвался от меня и приподнялся на локтях. Выражение лица стало серьезным.
— Ничего не нашла? — я отрицательно качнула головой, — черт, я так и знал. Не нужно было тебе возвращаться. Собирайся, мы уезжаем.
Он вскочил на ноги и протянул мне руку, помогая подняться.
— Куда уезжаем?
— Для начала вернемся в Напомь. Я соберу все необходимое и отправимся с тобой туда, где нас никто не найдет. Даже императрица со всем своим войском.
— Нет, — мех явно не ожидал моего отказа, а потому слегка опешил, — мы не можем уехать, не закончив наше дело.
— Но доказательств нет. Что ты собралась предъявлять газетчикам? — нахмурился Макс, не понимая, что у меня в голове.
— Знаешь, я тут подумала… а не съездить ли нам, навестить моего отчима?
Дэйлин Карелл жил в нескольких часах езды от столицы в небольшом городке, под названием Пимон. Здесь же находился вокзал, откуда в Напомь ходили поезда и билеты на тот, что отправляется сегодня вечером, уже лежали в наших с Максом карманах.
Джо с Арманом остались в привокзальной гостинице, дожидаться нашего возвращения. Я и Волконского хотела там оставить, но мех категорически отказался отпускать меня куда-то одну.
Стоя у дубовой двери, что вела в дом, где я провела все свое детство, я поняла, что ничего не чувствую.
Не было ни ностальгии, ни грусти, ни печали. Даже обиды не было, хотя именно она владела мною, когда я покидала это место. Невысказанная горькая обида на человека, которого считала когда-то своим отцом.
Раньше, я списывала его ко мне равнодушное отношение на то, что я ему не родная. Ребенок от другого мужчины, забравший жизнь его любимой женщины. А сейчас совсем запуталась. Выходит и не было никакой женщины. Зачем тогда я ему понадобилась?
Осталось совсем немного, и я задам ему эти вопросы.