Сегодня Кароль другой: в жестких смоляных волосах уже поблескивает то тут, то там ранняя седина, кожа огрубела, у виска залег, его гордость, первый боевой шрам. Все теперь по-другому… Но девиц он еще увлекать умеет, и обманчивые глаза ему в этом первые помощники.
Вот только увлекать оказалось некого. Напрасно Кароль конским гребнем тщательно вычесывал спутанные пряди и напяливал поверх жупана серебряного шитья контуш. За хозяйским столом девицы с башни не было.
По левую руку от хозяина сидела женщина лет тридцати.
- Моя жена, Ядвига, - представил ее хозяин.
Кароль низко поклонился. Женщина окинула гостя изучающим взглядом. Если бы не встреча с той другой, то пани Луговая вполне могла бы сойти за красавицу: несколько худощавая, но с горделивой осанкой и лебединой шеей; как у многих ладок светло-русые волосы заплетены в косы и затейливо уложены в колечко; лицо имело цветущий вид - нежный румянец играл на щеках, мягкие светлые брови и прозрачные голубые глаза. Портили хозяйку только тонкие нервно поджатые губы, такие бывают у тех, кто всегда недоволен жизнью и окружающими, и привык выливать это недовольство на других. Одежда Ядвиги ни в пример мужу была роскошной, новой и очень дорогой. Крупный жемчуг изящными завитками покрывал ворот. «Сторожевая башня на платье ушла», - хмыкнул про себя Кароль, пани хозяйка ему не приглянулась.
- Моя теща, пани…
- Тетка Иванка, - перебила зятя веселая старуха.
Рядом с Ядвигой сидела пожилая женщина. Только чертами лица она походила на дочь, во всем остальном была ее полной противоположностью: верткая, любопытная деревенская баба, лишенная шляхетского гонора; острый как игла взгляд и лукавая улыбка. Простота и грубость на поверхности, хитрость и изворотливость внутри. «К этой стоит приглядеться, непростая бабуся».
На краю стола притихли два мальчика.
- Мои сыновья Мирон и Василь, - в голосе слышалась гордость. Мальчишки для седовласого отца явно были долгожданными.
Старшему на вид лет тринадцать, обликом похож на мать и бабку: белокурый, светлобровый, румяный; губы поджаты, как и у матери, взгляд выражает открытую неприязнь, даже брезгливость. Дети еще не умеют притворяться как родители, что у отрока на лице, то у пана Лугового на уме. Парнишка, наверняка, не раз слышал в этих стенах, какие жестокие и подлые эти крулы-захватчики, а теперь ему приходится делить с ними трапезу.
Меньшой Василь лет шести-семи был уменьшенной копией отца – крупные черты лица, широкий нос, маленькие глазки. С открытым ртом, в котором зияла дыра вместо передних зубов, он разглядывал гостей, особенно Кароля. Ни злобы, ни ненависти в этом открытом детском лице пока еще не было.