- Но я хочу служить своему народу, - голос Мирона дрогнул.
- Пожертвовать своей семьей ради народа?
Парень молчал.
- Если человек предает свою семью ради народа, он предаст и народ. Я не гоню тебя, для меня честь, что брат жены под моей рукой, я говорю искренне, но ты нужен им – и как хозяин, и как воин. Может так случится, что мне придется спрятать Софию с девчонками в имении Луговых. Если подступятся враги, кто сумеет организовать оборону, послать весточку мне?
- Я понял, я уеду, - Мирон отвернулся.
«Все-таки обиделся».
- Я поутру людей тебе дам в провожатые, поезжай Мироша.
- Не надо, я сам, - буркнул парень.
- Сам, сам, - передразнил Кароль. – Ты не сам, мы семья.
Он по-отечески потрепал мальчишку по белесым волосам.
В шатре господарика наконец угомонились, ночь накрыла сонный стан полотном тишины.
В молочном утреннем тумане Кароль проводил Мирона, дав ему в придачу отряд верных людей. «Так лучше».
- Ты чего это пацана выпроводил? – за спиной с помятым лицом стоял Рыгорка.
- Дома отцу надобен.
- А-а. А мы в Княженец на торг едем, собирайся.
Княженецкий торг разметался внутри города вдоль крепостной стены. Каждый воскресный день сотни людей стекались со всей Ладии - поглазеть на диковинные вещицы, прикупить то, что нельзя изготовить своими руками. Зазывалы на все лады приманивали покупателей, расхваливая товар, под визгливые дудки скоморохов танцевали медведи, горланили песни подвыпившие праздные гуляки. Туда в водоворот бурлящей жизни и тянул Кароля господарик Рыгорка.
- Не помогает твое снадобье, уж я и мажу, и тру, все без толку. Вчера новый волдырь вскочил, - Рыгор жалобно шмыгнул носом.
- Ну, не так-то скоро, и трех дней не прошло, - Кароль отвел глаза. – С молитвой горячей надо, с покаянием, а ты, господарюшка, опять вчера надрался, вон перегарищем разит.
- Подумаешь, выпил крыночку, - пробурчал Рыгор.
- И опять же, веселиться на торг приехал, тратиться станешь, а деньги-то на дело нужны, войско укреплять, жалованье платить. За сильным народ пойдет, слабого затопчут, - Кароль недовольно раздувал ноздри. - Вот что мы в Княженце забыли?
- У народа перед глазами нужно мелькать, пусть к государю своему привыкают. Смотри, как меня встречают, - Рыгорка упивался вниманием простолюдинов, приветливо помахивая рукой зевакам. Особо восторженные старухи подбегали целовать «господарю» ручку. Он благословлял их, как священник паству, широко осеняя крестным знамением.
Мирослав Крушина всегда нес себя гордо и отстраненно брезгливо, не желая даже голову повернуть в сторону толпы, и за эту спесь Каменецкий его осуждал, но и Рыгорка с его желанием понравиться, с постоянным заигрыванием с чернью, щедрыми подарками, показными широкими жестами, обещаниями, которые неизвестно как потом выполнять, тоже выводил Кароля из себя. То шубу со своего плеча пьянчужке кинет, то велит выкатить несколько бочек дорогучего вина за упокой батюшки «Рыгора» и до утра поит весь подол[1], то пообещает, став государем, отменить все подати, и ликующая толпа несет его на руках. Господарик наслаждался этой сиюминутной славой, не думая о завтрашнем дне. А о будущем приходилось думать Каролю: где в мороз достать «господарю» новую шубу, как выкроить средства на еду для войска, где расположить на постой армию, чтобы не разгневать измученных бесконечной войной крестьян. От каждодневных проблем у Каменецкого лопалась голова. Для Рыгорки жизнь – вечный праздник, для Кароля – чреда преград, которые нужно преодолевать.