- Чего надутый-то такой? – подтолкнул его Рыгор. – Будто это ты болен, а не я. А знаешь, я себе невесту присмотрел. Да, старина, как только на трон отца сяду, сразу женюсь. Хочу наследника, династию, ну и все такое, как положено… Чего молчишь, не полюбопытствуешь - кто такая?
- Кто такая? – кисло спросил Кароль.
- Олеська, вдова Божена Кучки, дочка старейшины Елисея Черного. Чудо как хороша, кожа – бархат, и подержаться есть за что, - Рыгорка мечтательно выкатил губу.
- Эк ты куда метишь, - прищурился Каменецкий. - Елисей - правая рука Крушины, если ты запамятовал, не из нашего стана.
- Пока не из нашего, сейчас-то он мной, ясное дело, побрезгует, но как государем стану, уж ему не отвертеться. Еще сам прибежит – дочь мне предлагать, - Рыгорка отрывисто рассмеялся. - Вот хочу Олеське подарочек прикупить, чего там бабы любят?
- Откуда мне знать, - отмахнулся Кароль.
- Как откуда, ты ж женат. Чего жене своей даришь?
- Себя покуда, - устало улыбнулся Кароль.
- Ишь ты, орел какой! А просит чего?
- Чтоб приезжал чаще.
- Умеешь баб обхаживать. Ну, да я пока подарочками обойдусь – бусы куплю, через холопку передам. Пошли, у златаря[2] глянем.
В той другой жизни Кароль задарил бы Софийку подарками, он скупил бы все бусы и серьги, чтобы побаловать женушку, но теперь он лишь с тоской смотрел, как Рыгорка перебирал блестящие безделицы, поднимая то одну, то другую к слепящему солнцу.
- Ну, какие? – мурлыкал господарик. – Настоящей королеве смарагд под стать. Беру!
- Слушай, это ж дорого, - опомнился Кароль, - нам нельзя сейчас деньгами сорить.
- Нам нельзя, а мне можно, - нагло улыбнулся господарик. – Беру.
Золотая цепь с искрящимися изумрудами перекочевала в кошель к Рыгорке.
- Послушай, - Кароль едва сдерживал злость, - мне воинам нечем платить, у них жены, дети голодают; в глаза стыдно смотреть, а ты…
- Так не смотри, кто заставляет… Хочешь добреньким прослыть, так продай мне своего коня, и выдай им жалованье, как раз хватит. Негоже, чтобы у полковника конь был лучше, чем у господаря.
- Я, князь, в услужение к тебе пошел, голову перед тобой самозванцем согнул, - Кароль сжал кулаки, - а ты последнее у меня норовишь отобрать.
- Так ты изгой, Крулик, никто. Все тебе кажется, что ты князь, а ты – никто! И запомни, Каменец, - самозванец капризно вздернул подбородок, тыча в своего полковника пальцем, - господарь, сын Старого Рыгора, здесь я, а ты - племяшка мой, пока я этого желаю. Не смей меня упрекать или советы давать на людях. И деньгами я буду сорить, коли мне хочется, а ты женке себя дари, раз больше нечего.