— Можно мне открыточку с видами Санкт-Петербурга, — обратилась она в окошечко, — у вас несколько, а можно посмотреть?
Потянув время и выбрав открытку для Ольги Петровны, Алена на цыпочках вышла из почтового отделения. Никого, ушел. Для надежности Алена все же зашла еще и в гастроном и купила коробку конфет, опять высунулась наружу — пусто. Убедившись, что за ней нет слежки, добровольная помощница следователя со всеми мерами предосторожности наконец побрела к музею.
Ольга Петровна обрадовалась Аленке как родной, смущенно отнекивалась от подарков, но было видно, что ей приятно.
— А вы, Аленушка, приехали дневники Тишанской полистать? — лукаво подмигнула она.
— А откуда вы знаете? — удивилась посетительница.
— Так следователь наш, Антоша Тишин, такой вежливый молодой человек, позвонил, просил его невесте дневники прабабки показать, — улыбнулась Ольга Петровна, — да я и без просьбы все бы показала — такой милой барышне, как не дать взглянуть?
Слово «невеста» ласково легло на растревоженную душу Алены. Может он, конечно, сказал «девушке», а старушка сама переиначила, но все равно волнительно. И вдруг почудились над самым ухом почти осязаемые слова Стасика: «Собачонка, настоящая собачка, он без твоего разрешения тебя невестой объявляет, а ты, дурочка, только радуешься». Алена вздрогнула, оглянулась, но кроме Ольги Петровны в комнате никого не было. Показалось.
— А еще посетители сегодня есть? — все же спросила Алена.
— Нет, сегодня пусто, — вздохнула смотрительница, — а вот в воскресенье детишек из летнего лагеря приводили, у нас здесь многолюдно было, живем потихоньку.
Алена, как положено при работе со старинными документами, натянула матерчатые перчатки и присела за массивным столом у окошка с тетрадями Тишанской.
Многие листы, к сожалению, были потеряны, а на некоторых чернила подплыли, делая текст нечитаемым. Но сам почерк представлял собой шедевр каллиграфии — ровные с небольшим наклоном буковки цеплялись одна за другую красивыми колечками, позволяя взгляду лететь, не цепляясь за углы и не утрачивая смыслы. Сама Алена, склонная к легкой безалаберности, красотой почерка никогда похвастаться не могла и с завистью смотрела на аккуратные строчки.
«Ругай меня, мой верный Дневник, я совершила сегодня ужасную глупость, я ему призналась, написала письмо и незаметно бросила в карман. Если бы можно было отмотать время назад, никогда не решилась бы на этот шаг снова. Он вызвал меня на разговор в сад. Боже, сколько унижения! Он смотрел на меня так строго, как учитель на провинившуюся ученицу, сказал, что я нарушаю всякие приличия, что я еще сущее дитя и прочее. И я трусливо убежала. Как теперь мы будем встречаться в свете, я же не смогу поднять на него глаза?