Первая люболь (Исаева) - страница 13

— Немного переволновалась. Надо отдохнуть…

Воин

Я зашел в нашу хибару и принюхался: в квартире стоял еле уловимый кислый запах. Обычное дело, когда мать возвращалась с гулянки.

— Митька, у нас проблемы! — Богдан высунул голову из кухни, смерив меня усталым долгим взглядом.

Закашлявшись, я стянул промокшие кроссовки. Нужно было набить их бумагой и просушить на батарее, иначе завтра не в чем будет идти.

— Что случилось?

— Мать напилась.

— Ей же сегодня работать? — приоткрыв дверь в зал, я брезгливо зажал нос.

Обычная картина маслом. Холст. Кисть. Пьяная мать в полубессознательном состоянии развалилась на диване.

— В этом и проблема, — брат неловко взъерошил волосы, цвета вороного крыла.

Хоть мы с Богданом были от разных отцов, окружающие с каждым годом все больше говорили о нашем сходстве. Еще бы, прошлым летом низкорослый зубрила вымахал практически с меня ростом. Родственнику только не мешало набрать мышечной массы.

— Ох, мама, если бы найти тебя, была б не так горька моя судьба… — просвистел строчку любимой песни, задумчиво покусывая губу.

— Не свисти! — нахмурился братишка.

— Угомонись, у нас, итак, денег нет!

Вечерами по будням мать работала техничкой в нашей школе. Спасибо тетке за то, что пристроила горе сестру, а ведь это было не просто: много лет назад мама преподавала литературу, но ушла со скандалом после некрасивой выходки.

Тетя Света даже пару раз оплачивала сестре лечение в хорошей клинике, но всё без толку: бедолагу хватало максимум на полгода, а потом начинался неминуемый откат: бокал вина, бутылочка пива, рюмка водки…

Обычно она нажиралась с вечера пятницы и прибывала в полубессознательном состоянии до ночи воскресения или проводила выходные на блат-хате вместе с собутыльниками, но то, что произошло сегодня не вписывалось ни в какие рамки.

— Пойду вместо нее! — безапелляционно заявил Богдан, снимая пуховик. — И знаешь, Мить, давай попросим тетку, чтобы отдавала её зарплату нам?! Иначе… — Бо замешкался со шнурками.

— Давно пора, — сжимал и разжимал челюсти, наблюдая за тем, как младший брат зашнуровывает поношенные демисезонные боты.

Вместе с моим пуховиком в ломбард ушли и его новенькие зимние ботинки на натуральном меху.

— Захвати мусор! — постарался сделать вид, что ничего не происходит.

— Хорошо… А потом я захвачу весь мир! — рассмеялся Богдан.

Улыбнулся через силу, стараясь не думать о том, что Бо сейчас пойдет драить полы вместо матери. Брат был единственной причиной, почему я до сих пор не бросил школу.

Даже в невменяемом состоянии мать повторяла: «Богдан — богом дан». Он действительно был как ни от мира сего — при всей той грязи и нищете, в которой нам приходилось расти, оставался оптимистом.