Стискиваю зубы. И понимаю, что меня больше злят не слова Никиты, а то, что мне они не нравятся. Очень не нравятся.
Похоже, это легко читается в моем взгляде, потому что Никита поднимает обе руки и, улыбаясь, говорит:
— Все-все, успокойся. Молчу.
Мы прощаемся и уже в дверях он оборачивается и спрашивает:
— Я сегодня увижусь с Миланой. Передать ей что от тебя?
Опять бросаю на него жесткий взгляд. Он ухмыляется уголком губ и уходит.
Меня отводят в камеру.
Лёжа на холодной скрипучей кровати, я размышляю о том, почему Милана сделала это.
Я не хочу быть должным ей или ее семье.
Я спас ее из пожара. Она спасла меня от тюрьмы. Получается, мы квиты? Черта с два!
Между двумя этими поступками большая разница. Я сделал это, потому что хотел спасти ее. Не хотел ее смерти. Сука. Боялся, что она умрет. Хотя не должен. Но с этим я разберусь позже.
А она. Она дала показания, чтобы сделать меня зависимым. Чтобы я чувствовал благодарность и вину за свои поступки. Не дождется.
Дала показания? Хорошо. Но это ничего не меняет.
Через несколько дней меня выпускают. Суд должен состояться через неделю, но, по мнению следователя, я не представляю опасности для общества.
В зале суда сижу не в клетке, а за столом, рядом с Никитой. Зал почти пуст.
Судья начинает заседание. Оглашаются показания. Я не вслушиваюсь. Для этого есть Никита.
— Пригласите Кострову Милану Владиславовну, — произносит судья, вырывая меня из потока бессвязных мыслей.
Стараюсь не подавать вида, но чувствую, что натягиваюсь как струна. От ожидания. Злюсь на себя за это. Но ничего не могу поделать.
В зал входит она. Я не видел ее с той самой встречи в коридоре.
Милана не смотрит на меня. Ровным голосом отвечает на вопросы судьи. А я опять все пропускаю мимо. Потому что вся моя концентрация сейчас только в глазах.
Глядя на Милану, ненавижу себя ещё больше. За слабость перед девчонкой. За желание схватить ее за волосы, сжать пальцами гордо поднятый подбородок, развернуть и одним толчком войти в нее.
Был ли в ней кто-то за это время? Всего один вопрос, а я готов рычать. Даже не получив ответа. Рычать от одной мысли, что чей-то хуй терзал ее. Что чьи-то руки сжимали груди.
Нет, сука. Так не должно быть! Потому что…
— Гражданин Сатоев, — как будто ото сна будит меня голос судьи, — подтверждаете показания гражданки Костровой?
Да я ничего и не слышал. Встаю, чтобы ответить, а сам смотрю на Никиту. Он едва заметно кивает.
— Подтверждаю, — отвечаю уверенно.
Опять смотрю на Милану сбоку. Но она даже не шелохнется. Стерва. Уверен, что чувствует мой взгляд. Поправляет волосы за ушко, прикусывает губу. Но не поворачивается в мою сторону.