Мистерии Митры (Кюмон) - страница 33

(Рис. 9. Большой боргезский барельеф (Музей Лувра). Таврохтонный Митра с факелоносцами. Вверху Солнце и Луна на своих колесницах).


В эту эпоху Митра вышел, наконец, из той полутени, в которой пребывал до сих пор, и сделался одним из божеств-фаворитов аристократии и двора. Мы видели, что он прибыл сюда с Востока в качестве презренного бога азиатов, приезжавших или, чаще, привозимых в Европу. Несомненно, что первые симпатии к себе он завоевал среди низших классов общества, — и это весьма существенный факт: митраизм долгое время оставался религией обездоленных. Наиболее древние из надписей красноречиво свидетельствуют об этом, поскольку все они, без исключения, обязаны своим появлением рабам или бывшим рабам, солдатам или бывшим солдатам.[123] Но нам известно, какой высоты положения могли добиваться при Империи вольноотпущенники, а сыновья ветеранов или центурионов зачастую становились зажиточными горожанами. Таким образом, благодаря естественной эволюции религия, перенесенная на латинскую почву, должна была богатеть и набирать силу и вскоре могла причислить к своим сторонникам в Риме влиятельных чиновников в муниципиях, высочайших особ и декурионов. В правление Антонинов литераторы и философы начинают проявлять интерес к догматам и обрядам этого своеобразного культа. Лукиан остроумно пародирует его богослужебную практику[124], и Цельс около 177 г. в своем «Истинном слове» противопоставляет их учение учению христиан[125], в то время как христианские апологеты сражаются с этим ставшим опасным врагом[126]. Примерно в ту же эпоху некий Паллас посвятил ему специальный труд, а позднее Евбулий, современник Порфирия, опубликовал в нескольких томах «Исследования по митраизму» (?)[127]. Если бы эти труды не были безвозвратно утеряны, мы без сомнения нашли бы в них немало историй о войсках, от солдата до высокопоставленных легионеров перешедших в веру исконных врагов империи, и о крупных вельможах, обращенных в эту религию домашней прислугой. В памятниках, рядом с именами свободных людей, часто упоминаются имена рабов, и именно они иногда обладают самой высокой степенью среди посвященных[128]. В этих сообществах, во всяком случае, по видимости, последние часто становились первыми, а первые — последними.

Из всего, что мы в подробностях рассмотрели, следует один главный вывод. Вывод о том, что распространение персидских мистерий должно было происходить с чрезвычайной быстротой. Они, практически, одновременно появляются в самых отдаленных друг от друга местах: в Риме, в Карнунте на Дунае, в Декуматских полях. Мы бы сказали — это похоже на внезапно вспыхнувший пороховой след. Реформированный маздеизм совершенно очевидно обладал в глазах общества II в. могучей притягательной силой, и мы сегодня лишь отчасти способны вскрыть причины такого его воздействия.