После минуты разговора ни о чём, то есть, о всём, о чём угодно в рамках нашего мира, Дима на момент выглянул к нам из своей головы, освободившись от тяжелых размышлений, и сказал, что он валит домой, попрощался и второпях удалился. Напоследок, уже сбегая, напомнил мне, что и завтра моё утро вновь начнётся с его морды, вернулся на пару шагов назад, чтобы не кричать, и попросил вовремя проснуться, не трепля ему нервы. Честно, я действительно опять почти забыл о договорённости, и в этот миг мне стало печально терять целый день в дороге.
Более чем поездка туда-обратно, меня постоянно напрягало огромное количество задач Еврея, редкий раз с ним получалось отделаться за полдня. Не знаю, где он вечно набирал точки, планируя маршрут, но с Димой как сунешься куда-нибудь, попадаешь во все концы города, а ездил я с ним часто. Каждый раз Еврей обещал, мол, будет быстро, исключение, но ожидания не оправдывались, верить бессмысленно, даже при условии, что он сам действительно так считал. Ну, или убеждал себя для благоприятного настроя на те полдня, что пройдут до полноценного осознания очередного разочарования. Суть одна, я это хорошо знал, тем более, я и сам постоянно неверно рассчитывал время, говорил — приеду через час, а на деле хорошо, если выходило три.
Касаемо Диминых претензий к моему пробуждению, они звучали абсолютно обоснованно. На моё счастье, я всегда обладал очень крепким сном, которому позавидуют многие. Пробудить меня, пока я сам не захотел встать — на грани невозможного, а точнее, расшевелить подсознание — выполнимо, а вот достучатся глубже — вряд ли.
Обычный будильник для меня не актуален, рядом могли лежать два телефона: мобильный и домашний, громкость везде на пределе, а толку никакого. Если кто решал до меня дозвониться, раза с третьего могло и получиться, но даже близкие друзья часто не понимали, проснулся ли или нет. Часто с ними разговаривало моё заботливое подсознание, оберегающее сон, отделывающееся от раздражителя, выпросив у дремлющего рассудка пару уверенных выражений и логичных ответов. После я сразу же избавлялся от трубки и беззаботно продолжал спать, а общения потом даже не вспоминал. Тоже самое получалось, если будили, контактируя физически, отговаривался, не пробуждаясь. Ребята шутили, что порой ранние диалоги со мной следовало записывать в серию качественных оправданий от окружающего мира, подсказки для людей, влюбившихся в матрас и подушку.
У моего гробового сна была и другая особенность. При наличии предварительно образовавшейся, достаточной по своей значимости мотивации, не ответственности, а именно внутренней заинтересованности, когда ждёшь чего-то от следующего дня, с утренним подъёмом проблем у меня никогда не возникало. Причём абсолютно не важно время и сколько часов успел поспать, вставал как штык, с первой нотки будильника и без посторонней помощи. Жаль, тот факт, что важные дела, по идее, требующие срочного выполнения, достаточным поводом не считались.