У меня еще не было взрослых маленьких девочек, которые бы прятались от поцелуя за ладошкой.
Если бы она не дергалась от любого прикосновения, я бы уже обнял ее и поцеловал. В этом нет ничего необычного — многие первые свидания заканчиваются поцелуем, а у меня были и те, которые заканчивались сексом, и вполне сносным. Но что делать с этим чудом?
— Я не люблю целоваться, — вдруг говорит Йен. — Не умею и не практикую.
— В жизни не слышал ничего более вдохновляющего на романтические подвиги, — вздыхаю я, но все же рискую сократить расстояние между нами до тонкой прослойки воздуха.
Это черте что, если быть точным. Потому что минуту назад я был человеком, который после такого заявления пожал бы плечами, сказал «пфффффф!» и порадовался, что вовремя избавился от иллюзий насчет перепуганной мыши.
Но ох уж этот вездесущий один процент «а вдруг?»
— Почему не любишь? — Ее нужно немного расслабить, а то, чего доброго, упадет в обморок. — Что не так с поцелуями?
— Не люблю, когда мне запихивают язык в рот, — сознается она, нервно поправляя волосы и, как будто спасаясь от неизбежного, «прячет» нижнюю часть лица в высокий ворот моего же свитера. Наружу торчат только спинка носа и огромные испуганные глазища.
— Совсем не обязательно сразу запихивать язык, — пытаюсь успокоить ее уверенным голосом «знатока».
Подвигаюсь еще ближе, на мгновение закатывая глаза от приятного ощущения прижатой ко мне тугой женской груди. У Наташи с грудью беда. Вернее, беды не было, потому что не было груди. А я, хоть и не бычок из любимой женской поговорки про корову и вымя, люблю, когда есть что сжать в ладони.
Малышка громко сопит в воротник.
Поднимаю руку, потихоньку, чтобы не напугать, тяну его вниз, изучая взглядом появившийся нос, красные щеки и плотно сжатые губы. Обычные губы с неидеальной формой и без соблазнительной припухлости.
— Сначала можно просто губы в губы. — Понижаю голос, провожу костяшкой большого пальца между ее губами и немного надавливаю.
Она не сразу, но поддается: разжимает их, обжигает нервным горячим дыханием мою кожу, пока неторопливо поглаживаю ее губы костяшкой.
— Можно языком по губам, — продолжаю озвучивать варианты, стараясь не упускать ни оттенка реакции на мои слова. Кто бы сказал, что разговоры о поцелуях могут быть такими же приятными, как и сам процесс. — Можно все, что тебе захочется. И так, как тебе захочется.
— Никто не спрашивал, как хочется мне, — шепотом отвечает она. — Никогда.
— Я спрашиваю: скажи, малыш, каких поцелуев тебе хочется сейчас?
Йен кажется еще более напуганной, чем секунду назад, но не отодвигается и даже не пытается снова спрятаться в мой свитер. Пристально изучает мое лицо, как будто у меня есть что-то такое, чего она никогда не видела, несмело подается вперед, и я тоже делаю еще полшага.