Я подтвердил.
— Вот и хорошо,— успокоено сказал Борис.— У вас всегда, как в муравейнике.
«Почему «в муравейнике»? — подумал я.— В дом приходят только наши друзья. Что ж, отказывать им? Дом и раньше всегда был для них открыт». Я ничего не ответил на этот выпад. Мы прошли в большую комнату.
Сегодня Борис был в светлом из хорошего материала летнем костюме. Брюки наимоднейшие, открытые белые туфли, стального отлива тонкие носочки. Но сегодня я внимательнее и строже вглядывался в брата. Бросилось в глаза, что он все же несколько обрюзг, под подбородком появилось небольшое жировое накопление, довольно явственно обозначился животик, да и волосы на голове начинали редеть.
— Все еще в гостинице? — поинтересовался я.
Он рассеянно кивнул.
— Долго ли так будет?
— Да в этом ли дело? — с непонятным раздражением ответил Борис. — Все гораздо сложнее.
Ладно, ни о чем не буду расспрашивать, если он заговорил таким тоном. Пусть сам выкладывает, что его привело. Он оглянулся и задержался глазами на серванте.
— А что, если нам немного выпить? — спросил Борис.— Отец, верно, не рассердится, если чуть тронем его запас?
— Отвечать сам будешь.
Борис открыл заветный отцовский шкафчик, достал водку, настоянную на лимонных корочках, и разлил ее в хрустальные рюмки. Бутылку оставил на столе.
Мы выпили.
— Почему тебя вчера не было? — упрекнул Борис.— Мы же твердо условились.
— Так сложилось...— неопределенно ответил я.— Извини, но не смог.
— Девочки? — Борис поощрительно засмеялся.— Причина весьма уважительная.
Я промолчал.
— Рассчитывал на твою поддержку. Вчера оказался один против всех. Представляешь?
— О чем же спорили?
— Ничего особенного... И о важном, и о пустяках. Но оказалось, что во многом расходимся... Кстати, кто такой Константин Григорьевич? Влиятелен на заводе?
— По-моему, с ним считаются. Знающий инженер. Человек хороший. А что?
— Много на себя берет, слишком много. Не понимает, что сейчас иное время и иные песни, которых ему не понять. Были, наверное, меха, полные шипучего вина, да выкисло то винцо. Ему бы успокоиться, а он все еще мнит себя личностью, на что-то способной. Да ладно... Скажи, а этот Павлик? Ну и пустозвон! Идеалист второй половины двадцатого столетия. Мечтает о какой-то всеобщей производственной революции. Революция на таком заводе? Да его сносить пора. Свое старик давно отжил. Что, у этого Павлика с Леной очень серьезно?
— Чепуху ты городишь! — возмутился я.— Ленке учиться надо. Просто дружат они и все.
— Учиться? — Борис нехорошо усмехнулся.— Ей надо учиться щи варить такому вот работяге, да рубашки ему стирать. Другой грамоты и не потребуется. Наблюдал я таких девиц.