Надо Грише должное отдать. Удивлять он, конечно, умеет. А что до мотивов его… Так проще поверить, что для него наша двухминутная ласка пустяк, и принять ту соломинку, что он мне бросает. Я против коллективной амнезии ничего не имею. Может, действительно, ему тяжело, когда парой фраз обмолвиться не с кем? Так мне нетрудно: забыли, значит, забыли. Мурашки ведь, что под кофтой моей по телу бегают, когда он случайно меня рукой задевает, Грише разглядеть не дано?
– И что? Неужели и правда тяжело руки не мыть? – он от вина отказался, а мне все-таки капельку в одноразовый стаканчик плеснул. Чтоб расслабилась, пока чертов метод Шварца нервы мои в тугие канаты завязывает.
– Не то слово. Вот как Снегирев передо мной установку поставил из последних сил держаться и часто к раковине не бегать, мне с тех пор кажется, что я без жидкого мыла умру.
Не вру. Аж зудят пальцы, а воображение рой бактерий, что по коже снуют, дорисовывает. Хотя в остальном мне сейчас хорошо. И про будни Гришины трудовые послушала, и шашлыка поела, и на мягком ворсистом ковре довольно ноги протянула, немного Гришу повеселив, когда чистыми мусорными пакетами его устилала. Как убирались, конечно, видела, но бдительность никогда терять нельзя!
– Это как с конфетами в детстве: запрещают, а тебе еще сильнее начинает хотеться. Хотя, – кусочек сыра в рот отправляю и с аппетитом пережевываю. – Тебе-то откуда знать. В твоем детстве наверняка нужды в шоколаде не было.
Вон домина какой! Не особняк, конечно, который я по дороге сюда нафантазировала, но и простонародным словом «дача» язык этот коттедж обозвать не повернется. Разве у владельцев таких вот добротных теремков голодные годы бывают?
– А вот и неправда. Отец раскрутился не сразу. Мне лет семь было, когда первая прибыль пошла. Так что и макароны с тушенкой пробовал, и петушкам пережженным радовался. Уверена, что в парилку не пойдешь?
– На все сто.
– Тогда отдыхай, а я такой шанс упускать не буду.
Нашел же чему радоваться! В бане температура, конечно, высокая, но даже это не успокаивает, если задуматься, сколько голых людей на полоке до тебя посидеть успело. И ничего про простыни не говорите, для меня это не аргумент, и даже под дулом пистолета я в это помещение не войду.
Провожаю взглядом широкую Гришину спину и довольно потягиваюсь.
К черту. Можно теперь и побаловать себя немного. Руки хорошенько намыть, ведь продержалась я куда больше шестидесяти минут. Поднимаюсь неуклюже, посуду пластиковую в стопку складываю и к раковине бреду, не сразу сообразив, что мыть ее дело совершенно бессмысленное. Ей место в ведре, а мне на мягком угловом диване…