– Да что ты? Чего ж тогда принципам своим изменил и ради того, чтоб на плаву остаться, на поводу у покойной матери пошел? Продал бы сразу и никаких проблем!
Ромка трясущейся рукой из графина в стакан воды наливает и даже извиняться не думает, когда пара капель на документах оседает. Зол он. Как черт. Ведь вместе со мной у истоков стоял, ночами без сна над вывеской трудился, чертовы буклеты по почтовым ящикам распихивал.
– Чего молчишь? – кулаком по столу бьет, и довольно комично при этом выглядит. Куртка ярка желтая, шарф всех цветов радуги небрежно вокруг шеи намотан… не идет ему, в общем, брутала из себя корчить.
– Потому что не о чем уже говорить. И ты можешь радоваться, дождался: признаю, ты был абсолютно прав. Не стоило мне на первой встречной жениться.
А если и так, то влюбляться в нее было совершенно необязательно. А я, похоже, втюрился. По самое не хочу. В глаза ее голубые, в улыбку, от которой кровь по венам быстрее бежать начинает, в разговоры о ерунде, которая с ее уст, как нечто важное звучит…
– Решено. Так что лети в свой Таиланд, в твоей жизни ничего не изменится.
– А ты?
– А я к отцу пойду. Буду сосиски его раскручивать.
Уж он-то точно порадуется. Столько лет мечтал, чтоб я у руля встал. Глядишь, и отношения нормальные восстановим!
– Ну и трус ты, Полонский! Из-за какого-то неудачника готов от всего отказаться!
– При чем здесь трусость? – а вот теперь я завожусь. Над столом нависаю и в последний момент себя отдергиваю, чтоб эту морду наглую не придушить. – Не в Зайцеве дело, а в ней. Это для нас он неудачник, а она его столько лет любила!
И кем буду я, если сейчас надавлю, пригрожу ей брачным контрактом, и женского счастья лишу? Сможет она когда-то меня полюбить, зная, что ей самого главного не дал – шанса, свою семью спасти?
– Любила! Вот именно, Гриша, что, может, и забыла его уже. А ты бы вместо того, чтоб сплеча рубить, как мужик мог сначала и выяснить – есть ли там что спасать?
Смотрите-ка! Умный нашелся!
– А чего ты тут петушишься? Глотку рвешь? Тебе же она не нравилась никогда…
– А ты от моей Лерки тоже не в восторге. И что теперь, и мне на развод подавать? – друг вздыхает, молнию на куртке своей застегивает и со стула встает. Так же, ногой, с угла чемодан выкатывает и в дверях признается:
– Какая разница, как я к твоей Стеше отношусь? Главное, чтоб тебе нравилась. И, дай бог, чтоб настолько, что тебе за нее побороться хотелось. А то смысл тогда из-за нее свою жизнь коверкать?
Ручку дергает, ботинком баул свой пихает, на колесики ставя и так же оглушительно громко за собой дверь закрывает. Философ блин!