– Иди ты, – машу рукой на этот бред и все-таки открываю дверь. Так резко, что любопытная секретарша отпрыгнуть не успевает.
– Ну, смотри. Если тебе свобода дороже сытых рабочих, у которых, между прочим, семьи есть, которые кормить нужно, то пожалуйста! – заставляет меня вздрогнуть от чувства вины и уже говорит куда любезнее:
– Леночка, сделай мне кофейку. Да про крекеры не забудь, что-то я проголодался.
Оставляю без ответа его последний выпад и торопливо сбегаю вниз по ступенькам. Гад я, каких поискать! Наверное, прав был папа, когда пять лет назад кричал мне вслед, что я самодур. Что ответственности не снесу и без его наставлений на вершину никогда не вскарабкаюсь. Сто пятьдесят человек в подчинении, а я только и знаю, что себя жалеть, да безымянный палец охранять от золотого ободка. Год своей жизни пожертвовать не могу, за свободу переживая!
– Дал? – Ромка отталкивается от моего БМВ и бросает окурок себе под ноги. Спешит мне навстречу, лихо перепрыгивая раскуроченную рабочими тротуарную плитку, и встречает меня ровно посередине между папиным офисом и кишащей автомобилями дороги. Взволнованный, ведь дело мы с ним начинали вместе. Он за рекламу отвечал, я за общую идею и ее воплощение в жизнь. Воплотить воплотил, а на плаву не удержал…
– Нет, – головой качаю, а друг уже пятерней волосы на макушке оттягивает.
У него свадьба через месяц, романтическое путешествие на Бали и горящий платеж за ипотеку.
– Вот гадство! Я эту Анжелку, когда полиция до нее доберется, в землю закопаю!
– Не горячись, – руки в карманы пальто прячу и уже сверлю взглядом здание загса. Может, рискнуть? Только где невесту найти? У меня с этим беда – дольше недели делить квартиру с чужачкой не могу. Раздражают эти трусы на змеевике в ванной, перепачканные тушью ватные диски, что вечно остаются лежать на раковине, и эти гербарии, что все как одна держат в вазах до последнего. Пока мошка густым облаком над почерневшими бутонами не повиснет. Да и стоит им на мою территорию вступить, только и делают, что планы строят: как сына назовем, на какие танцы лапочку-дочку отправим. И, наслушавшись этого ванильного бреда, я все же срываюсь. Срываюсь и с садисткой улыбкой слежу за торопливым побегом очередной пассии из моего логова.
– Как не горячится-то, Гриш? Моя уже неделю мне мозг выносит, чтоб задаток за ресторан вносил, а я признаться боюсь, что нечем. Все сбережения в ее новую грудь вбухал. Еще и нос этот ее, будь он неладен. Знаешь, сколько приличный хирург за ринопластику берет?
Жаль мне его. И его мечту, которая по моей вине может не осуществиться…