- Я знаю, - не задумываясь, выпалил тот, и я на секунду задумалась, зачем ему вообще нужна была эта информация? Но мысли отошли на задний план, когда он вдруг протянул: - Так сильно замерла? Садись под плед, погрею тебя.
Послушно кивнул, я буквально упала на «лавку», оказываясь в опасной близости от мужчины. Его парфюм показался таким нежным и между тем с ароматом власти и уверенности, отчего легкие мои блаженно трепетали. Я как можно осторожнее повернулась так, чтобы нос мой утыкался ему в шею, и вдруг осознание одного простого факта меня просто убило наповал. Как он мог вообще узнать, что я «так» сильно замерзла? Все просто – мои соски встали дыбом, и он это заметил.
Тело предательски одеревенело, мир вокруг замер. Нежели он и вправду разглядывал мою грудь? А что, если… Нет, не может быть!
- Ноги совсем голые, - недовольно мотнул головой Виктор Семенович, а затем сделал нечто совершенно невероятное, не поддающееся никаким объяснениям и моей приземленной логике, – закинул мои ноги себе на колени и принялся растирать икры с бедрами своими горячими руками.
- Виктор Семенович? - хрипло прошептала я, нервно облизывая пересохшие губы. Я так жадно вдыхала его аромат, что перед глазами темнело. А может, темнело совершенно по другой причине…
- Ммм? - не поворачивая ко мне головы, он продолжал активно заниматься своим делом, с такой ответственностью, будто выполнял стратегическое задание на военном объекте. И только когда я не ответила, мужчина повернулся ко мне и заглянул в глаза, вопросительно приподняв бровь. - Чего тебе, Аль? Не видишь, я занят.
Я не знала, что делаю. Не знала, кому вообще это нужно, но просто не могла остановиться. Все казалось таким естественным и правильным в тот момент, что сомнений не возникло.
- Вы так вкусно пахнете… - с придыханием выпалила я и, будто пытаясь это доказать, зарылась носом в ложбинку на его шее и вдохнула аромат ртом. - Ах…
Глаза его потемнели в тот же миг, а из горла вырвался рваный, хриплый рык, будто он запыхался. Мужчина инстинктивно обхватил мои ноги, и я почувствовала, как усилилось его сердцебиение.
- Все ясно… Тебе нельзя было пить, малыш, - ласково прошептал он в такой экстремальной близости от губ, что пришлось промотать слова в голове трижды, чтобы уловить их смысл. А затем он поднял одну руку и заправил выбившийся белокурый локон за ухо. И было в этом простом жесте столько нежности и заботы, что по телу волнами разлетелось приятное томление.
- Малыш, - эхом повторила я, распробовав странное слово на языке. Виктор Семенович пристально следил за движением моих губ. - Но я не малыш.