— Мне нужна эта свадьба. Я не буду крутить роман с Андреем за спиной Коли, даже если потеряю голову. Я выйду замуж, расплачусь по долгам, а потом расскажу правду, а там… будь что будет.
— Хорошо, — Екатерина кивнула. — Воля твоя. Я сыграю свою роль и уеду со спокойной совестью. Итак, значит, зовут меня Анастасия, и я экономист?..
Я возвращалась домой через парк с тяжёлым сердцем. Мне очень хотелось рассказать всем правду, чтобы все меня выслушали, поняли и простили. Но я понимала, что этого не произойдёт, и что будет обратный эффект. Невозможно было себе представить, как Ник будет смотреть на меня, полными грусти и боли глазами, родители — осуждающе и равнодушно. Маргарита, наверняка, вообще слушать не станет, развернётся и уйдёт, а Андрей… Андрей смерит надменным, холодным, с издёвкой взглядом, как будто он и так всё знал…
Я завернула за угол и оказалась в парке с бесплатным доступом Wi-Fi. Достала из сумки мобильный — хорошо ловит! Значит, можно позвонить врачу. Всё-таки переживания за мать не отпускали, хотелось узнать, как она там. Я набрала номер телефона врача психоневрологического отделения, где находилась мама.
— Добрый день, Валентина Афанасьевна?.. — я нервно теребила ручку сумочки и покусывала губу.
— Я слушаю, — раздался грубый голос.
— Валентина Афанасьевна! — я крепче прижала трубку к уху.
— Да.
— Это Вероника Самойлова! Я хотела узнать, как там мама.
— Ах, Вероника, милая, — голос в трубке стал более мягким и расслабленным. — Пока всё без изменений.
— Она не спрашивала про меня или Сергея? — в надежде услышать короткое согласие затаила дыхание.
— Нет, — с сожалением ответила врач. — Она не помнит совершенно ничего. С трудом вспоминает своё имя к вечеру, и то не всегда. Практически всё время молчит. И, да… Вероника, мне неудобно Вам напоминать, но Вы не оплатили лечение за прошлый месяц и за этот — соответственно. Если деньги не поступят через три недели, то, к сожалению, нам придется переводить её в бесплатную палату и на стандартное лечение.
Я вздрогнула. Бесплатная палата и лечение — это смирительные рубашки, комнаты-карцеры с серыми облупившимися стенами, блевотина по углам и амбалы-санитары, которым нет дела до того, кого они ведут — взрослого крепкого мужчину или хрупкую старушку.
— Я оплачу, — заверила я врача, чуть ли не плача, — через три недели деньги поступят на счёт. Только, пожалуйста, не переводите её без моего ведома. Если… если вдруг у меня не получится с деньгами, то я сама за ней приеду и заберу.
— Хорошо. Три недели, Вероника Эдуардовна.