В день, когда её не стало, я понял, что я могу изменить всё в этой жизни. Кроме одного. Её больше нет.
Боже, я даже не могу до конца осознать, что это действительно так.
Её больше нет.
Нет.
Нет.
В день, когда её не стало, я внезапно задумался: а было ли всё это?
Был ли мягкий шёлк её волос с запахом манго, которые я так любил пропускать сквозь пальцы, были ли её длинные ноги, узкие плечи, тонкий стан. Разве всё это было? Разве были три родинки под грудью, выстроенные в линию, разве мои руки касались её округлой груди, скользили по изгибам её тела?
Ничего этого больше нет...
Я проснулся в двенадцатом часу дня от надоедливого телефонного звонка, и резко сел в кровати и тяжело задышал от осознания.
Сон.
Всего лишь сон.
Поморщившись от внезапно возникшей головной боли, я рукой нащупал на прикроватной тумбе телефон и, убедившись, что кроме Кевина никто больше не может звонить мне - ответил на звонок.
- Чего тебе? - сипло спросил я, откидываясь обратно на подушки и, точно так же не глядя нашёл на тумбе вчерашнюю недопитую бутылку виски.
- Шедвиг, ты грёбанный мудак, - без каких-либо приветствий произнёс друг, а я поморщился.
- Скажешь мне что-нибудь новое или я могу класть трубку? - уточнил я, прикладываясь губами к бутылке.
- Я буду через пару минут и скажу тебе всё в лицо... - едва ли не прорычал Кевин, но я уже сбросил вызов и откинул телефон от себя подальше.
И так прекрасно знаю, что он собирается сказать. Вновь приложил бутылку с виски к губам и сделал пару глотков, но некоторые капли потекли по щекам вниз на чёрные простыни. Да, пить лёжа определённо не удобно. Но так не хочется вставать.
Я повернул голову в сторону, и увидел, что она лежит рядом со мной и беззвучно смеётся. Эти проклятые воспоминания едва ли не преследовали меня на каждом шагу. А, может быть, это побочные признаки до сих пор полностью не исчезнувшей из организма из-за воздействия алкоголя Альфы. Я не знал точного ответа, но точно знал, что в этих воспоминаниях, кажущихся настолько реальными, что хочется сдохнуть, точно как-то замешан этот наркотик Адама.
Мы сидим на этой долбанной кровати и играем в «я никогда не...». Она, смеясь, рассказывает о своей жизни с Кираном в Лондоне, а я с каждым её словом всё сильнее и сильнее ненавижу этого мудака. Моё воображение рисует картины того, что могло бы быть, если бы она училась вместе со мной в Академии, и в голове всё выглядит настолько идеально, что я едва могу расслышать её следующий вопрос.
Через пару минут я услышал, как в двери провернулся ключ и заранее поморщился.