На крыльце послов встречала боярыня. Любава была слегка встревожена, сообщением мужа о сватовстве, но стояла гордая и как всегда прекрасная.
– Прошу гости дорогие, – по обычаю поклонилась Любава, – проходите в горницу. Стол уже давно накрыт. Мы вас заждались…
Пьер Рош, в сопровождении братьев Савойских, сватов и Оронта, прошли в обеденный зал. Здесь уже был накрыт стол, ломившийся от различных яств и напитков. Но гости не спешили занять отведенные им места.
– Где же ваша дочь? – поинтересовался Рош, пригубив вино из поднесенного ему кубка.
Гордеев повернулся к лестнице, ведущей на второй этаж.
– Милана! – крикнул он, – сделай милость, спустись в горницу!
На площадке появилась его дочь. Дмитрий с удовольствием улыбнулся, испытывая отцовскую гордость. Английские герольды замерли, с восхищением глядя на грациозно спускающуюся по ступеням девушку. Она была не просто красива, а ослепительна прекрасна. Статная и элегантная, в платье из небесно голубого шелка она не шла, а словно парила, с уверенной грацией пантеры. Ослепительная улыбка играла на ее губах, обнажая жемчужно белые зубы. Ее глаза, сверкали словно звезды. Волосы были заплетены в косу. В разрезе платья высокая девичья грудь спокойно вздымались при каждом вздохе.
– Здравствуй батюшка, здравствуй матушка, здравствуйте люди добрые.
Милана трижды поклонилась в пояс всем присутствующим.
– Скажи же батюшка, что случилось?
– К нам доченька, пожаловали гости из далекого королевства.
Дмитрий указал на столпившихся друг против друга послов.
– Из какого королевства они прибыли? – вежливо поинтересовалась девушка.
– Из английского, – ответил Гордеев.
– Я рада вас видеть, – переходя на язык послов, сказала Милана.
– О, – изумился Рош, – вы прекрасно говорите на нашем языке. И позвольте заметить, что вы выглядите гораздо прекраснее, чем изображение на портрете.
Милана улыбнулась. На ее щеках проступил румянец.
– Портрете? – переспросила она, – но я никогда не позировала для рисовальщиков.
– Несомненно, – учтиво поклонился Рош. Он решил не рассказывать всей правды о происхождении рисунка. – И все же видимо кто-то, восхищенный вашей красотой, запечатлел ваш лик. Вот он…
По знаку епископа, Гильон сдернул ткань, закрывающую один из двух холстов, установленных перед столом на треножниках. Это был портрет, тщательно скопированный придворным художником с рисунка барона Олдреда де Холонда.
Милана подошла к холсту, с которого на нее, как из зеркала смотрел ее собственный лик.
– Признаться, я совсем обескуражена, – смутилась девушка, – неужели существует такой мастер, что по памяти может так точно изобразить лик человека.