Чёрта с два! Два раза они уже в Белорецк возвращались. Найдут речку и радостно, чуть не вприпрыжку, несутся вдоль неё. А она в Белую через пару десятков вёрст впадает. Так ведь ещё хорошо, что картограф с ними, не этот гишпанец, так вдоль Белой и ехали бы. Карлос Хосе же сразу компасом повертит, на солнышко посмотрит и удручённо руками разводит, не туда река течёт.
Надоело это, в конце-то концов, да из начала да в наконечники. И атаман решил сменить первоначальный план.
-Давайте, казаки, в этот раз как можно дальше на полдень пройдём, вёрст может с сотню, и только тогда на восток повернём. Если карте верить, то в таком случае не должны опять к Белой выйти.
Ни каких возражений не последовало. Четыре дня пробирались сначала по тайге, потом по берёзовым лесам, а там и по степи, что небольшими берёзовыми да ольховыми рощами разбавлена. Быстрее можно бы было, всё же одвуконь все, но картограф гишпанский не давал разогнаться, ему, вишь, расстояние мерить пройдённое надо. Идёт пешком и шаги считает. Епифан поинтересовался, зачем, али карту в шагах рисует? Оказалось, что в среднем шаг у Карлоса семьдесят один вершиловский сантиметр, вот он шаги считает и узнаёт, сколько они прошли и за день и за всё путешествие. И все рощицы, и ручейки на карту наносит, а потом с малых дневных карт переносит всё на большую. Хитро.
Первое время им попадались небольшие речушки, и так и подмывало, пойти по ним, может уже в Яик они впадают, но сам себя атаман останавливал. Решили, значит – решили. Повернули на восток на пятый день и ещё почти тридцать этих километров намотали. Рощицы стали встречаться чаще и дорога явно под гору пошла, ну, получается, правильно они идут.
Событие девятое
Санька Гамов зло настёгивал здоровущего и хитрющего французского мерина, что достался ему, как самому тяжёлому в их отряде. Дорога от Парижа до Реймса, куда они сейчас спешили, не близкая. Вторую неделю уже в пути. Злился Шустрик не на коня, хоть тот и заслуживал, два или три раза уже умудрился нового хозяина укусить.
Злился Санька неизвестно на кого, но он дознается по возвращению в Вершилово, и тогда ворогу придётся объяснить, почему он соврал князю Пожарскому. И не в мелочи, ведь какой соврал! В соборе Парижской Богоматери не было тернового венца, да по существу, его там вообще никогда не было. Взятый в качестве «языка» один из монахов рассказал, что эта реликвия хранится совсем в другом месте.
До 1063 года венец находился на горе Сион в Иерусалиме, откуда его перевезли во дворец византийских императоров в Константинополе. Балдуин II де Куртенэ, последний император Латинской империи, был вынужден заложить реликвию в Венеции, но из-за нехватки средств её не на что было выкупить. В 1238 году король Франции Людовик IX приобрёл венец у византийского императора. 18 августа 1239 года король внёс его в Нотр-Дам-де-Пари. В 1243—1248 при королевском дворце на острове Сите была построена Сент-Шапель (Святая часовня) для хранения Тернового венца. Вот там он уже почти четыреста лет и находится.