Смотрел удаляющимся всадникам вслед полковник Заброжский и чуть вроде отпустили тревожные мысли, правильно, значит, поступил. Какую же беду придумал круль для них? Ладно, до первого августа ещё три дня, может, что и выяснится.
Событие тридцать седьмое
Шёл дождь. Наверное, это было ещё лето.
Только шёл нудный холодный осенний дождь. Даже листья начали желтеть на деревьях. Птицы летние исчезли куда-то, верно подались до далёких своих югов. И только трава продолжала зеленеть, правда, сменив цвет на ядовито-зелёный. Вот мухи, в отличие от птиц, и, скорее всего, из-за отсутствия оных, ожили, и жадными, голодными стаями носились над парижским кладбищем Невинных.
А дождь шёл каждый день. Земля сначала впитывала холодную влагу, набухала. Но ведь всему есть предел. Вскоре лужи перестали просыхать в короткие промежутки между двумя бесконечными дождями. Потом они слились в маленькие озёрца. Потом в большие озёра. И вскоре весь Париж превратился в одно сплошное болото. Все нечистоты, что раньше уносило в реку, теперь беспрепятственно плавали вдоль улиц. На радость мухам и на горе жителям.
Ну, да что посеешь, то и пожнёшь.
Посеяли грязь и отбросы -пожали мух и … чуму.
Она вошла в город неспешно. А куда торопиться – вся жизнь впереди. Вот только чья? Наверное, тех, кто выживет. Первым делом она зашла в гости к беднякам, сердобольно избавляя их от тягот жизни. Они провели её по своему городу, показывая достопримечательности.
Вот больница для бедных. Она зашла, и ей понравилось. Вот солдатские казармы. Ну что ж, можно заглянуть и сюда. В солдатской службе столько тягот, не лучше ли раз и навсегда избавиться от неё. А дом терпимости? Да, успокоит Дева Мария их души. Страждущие души падших женщин, не умеющих по-другому устроить свою жизнь, заработать себе на хлеб. Они с радостью открыли гостье дверь. После этого её пригласили зайти к себе посетители тех самых женщин, страдающих отсутствием трудолюбия, или отсутствием гордости, и уж точно отсутствием стыда. Любвеобильные мужчины провели её почти во все дома Парижа. И пошло, и поехало.
Замер величественный древний город, гордость Европы. Французы спешно покидали его, но королевские войска не пропускали их через кордоны, сотнями истребляя на границе. И сжигая тут же. Горели парижане плохо – дождь мешал. Евреи попытались просочиться все вместе через патрули. Но немного было их в Париже. Около пяти сотен. И погибли все. И дети, и мамаши пузатые. Правда, чтобы не скучно им было в Аду, захватили они с собой и пару десятков швейцарских гвардейцев.