Встав с кровати, Ракель зажгла свечку. Посмотрела на свое отражение в начищенном подносе. Пригладила светлые волосы, легонько пощипала щеки и покусала губы, чтобы раскраснелись. Ночью все кошки серы, но Ракель хотелось быть уверенной и красивой. Пусть пан Ондра Хайлель Черны даже сам Люцифер, но она сумеет получить его благосклонность.
Погасив огонь и отложив свечу, Ракель на ощупь пробралась в соседнюю комнату. Выдохнула, осторожно толкнула дверь, ведущую в спальную бургграфа, та поддалась без скрипа. Несколько легких шагов. Коэн дрожащими пальцами стянула через голову ночную рубашку и нырнула под одеяло. Прижалась обнаженным телом к чужому, неожиданно горячему.
Темнота скрадывала цвета, оставляя доступным только очертания. Хайлель лежал на спине, не шевелясь, его дыхание оставалось размеренным, но каким-то внутренним чутьем Ракель поняла, что мужчина не спит. Несколько секунд Коэн лежала рядом, успокаивая бешено колотящееся сердце. Открыла рот и тут же закрыла, не зная что сказать. «Возьми меня», — звучало бы вульгарно и пошло, а долгие объяснения, почему она пришла к нему в спальню — глупо.
Осторожно, будто боясь обжечься, Ракель провела рукой по щеке Хайлеля. Короткая щетина оказалась неожиданно мягкой. Такая же, как у Карла Зиге в то их первое утро в Дубае. Как же хорошо, что этот бургграф так на него похож. Можно обмануться, ненадолго поверить, что это Карл. Так странно и неожиданно ворвавшийся в ее жизнь. Только сейчас, стягивая одеяло с Хайлеля, собираясь менять свое тело на благосклонность бургграфа, Ракель осознала, что Карл Зиге был не просто увлечением. Когда она успела в него влюбиться? В тот момент, когда они стояли у окна, рискуя упасть в ночные огни города? Или еще раньше, как только увидела обжигающе-ледяные серые глаза?
Ракель прикусила губу, сильно, не замечая, что ранит себя до крови. Боль помогла ненадолго выбить из головы ненужные мысли. Карл Зиге родится только в конце двадцатого века. Его не существует. И он бы понял, почему она это делает.
Коэн сотрясала нервная дрожь, оставалось надеяться, что Хайлель примет ее состояние за возбуждение. Перекинув ногу, она уселась сверху, на бедра, прильнула к нему, потерлась грудью. Ей нужно как-то жить здесь, в этом проклятом средневековье. Стать любовницей бургграфа не самый плохой вариант. Оказаться убитой на дороге — намного хуже.
— Ты пришла, — спокойный голос лежащего под ней мужчины контрастировал с его жадными пальцами, скользящими по ее ногам вверх. Ракель могла бы подумать, что Хайлель ее не хочет, если бы не несомненное доказательство обратного, упирающееся в нее снизу. Вместо ответа, она накрыла его губы своими. Больше никаких слов произнесено не было.