— А этот, пан, будут излишки. Тут пока мало, но все остатки из тех сундуков потом сюда перейдут, а десятина накопившегося — ваша премия, — Ракель запнулась, а потом поправилась: — награда за усердный труд.
Она старалась говорить как можно проще, но все равно иногда обитатели Локет не понимали ее слов. Ракель с головой окунулась в налаживание экономики и быта замка, как в новый проект, оказавшийся неожиданно интересным. Хайлель ей в этом нисколько не мешал, он занимался обороной замка, часто уезжал днем с небольшим отрядом.
Вот и вчера он уехал и до сих пор не вернулся, хотя обычно к вечеру всегда был в замке. Эту ночь Коэн провела одна. В неожиданно холодной постели. А ведь май уже наступил. Ракель поднялась на стену, вглядываясь в открывшийся простор.
— Не волнуйтесь, пани. Они поехали к дальней границе, поэтому и задерживаются. Наш новый бургграф создает сигнальную систему: если кто нападет на нас, то она позволит нам сразу же об этом узнать, — к Ракель подошел молодой воин, тоже всмотрелся в горизонт, а потом махнул рукой. — Вон они, едут!
Вглядываясь в указанном направлении, Ракель смогла различить темные точки, которые, постепенно увеличиваясь, превратились в всадников. Краем уха она слушала болтовню юноши, который явно восхищался новым бургграфом. Вот только он почему-то сравнивал пана Черны с коршуном и несколько раз упомянул, что фамилия ему очень подходит.
— Разве походит? — удивилась Ракель, потому как фамилия бургграфа означала «черный», а в его внешности ничего темного не было.
— Так ведь кудри чернявые, и глаза тоже. У них весь род такой. Черны, — пояснил воин, а Коэн прикусила губу, чтобы не начать возражать.
Всадники тем временем приближались. Ракель уже могла различать Хайлеля, скачущего впереди. Солнце слепило глаза, и Ракель подняла руку, закрываясь. Картинка перед ее глазами поплыла, и она увидела вместо пана Черны незнакомого темноволосого воина в одежде бургграфа. А потом опять все поменялось, и на коне сидел Хайлель. Коэн понадобилась почти минута, чтобы сообразить, что на восприятие влияют ее собственные пальцы. Если смотреть сквозь них, то она видела все так же, как окружающие. Ракель обернулась к стоящему рядом юноше. Он не менялся, каким способом на него не посмотри.
* * *
— Здравствуй, девочка. Соскучилась? — Секундус стремительно приблизился к стоящей на пороге Ракель, обнял без стеснения на глазах у всех обитателей замка, вдохнул ванильно-сладкий запах Избранной. Не дожидаясь ночи, увел ее в покои на верхних этажах. Как же этого не хватало. Гибкого тела в руках и потока силы, сразу же устремившегося к нему. Он спрашивал ее, а на самом деле соскучился сам. Вот опять Избранная закрылась, и он не может считать ее эмоции.