Вот тогда-то я и вышла!
Мы поцеловали Сьерру в лоб и направились в гостиную, где он сидел так, словно в комнате его дочери ничего не произошло. Как будто он только что не убил собственного ребенка.
— Какого хрена тебе надо, маленькая засранка? — Он сплюнул в мою сторону, когда я встала перед ним.
— Хочу, чтобы ты умолял меня о пощаде!
Я схватила его за волосы, швырнула на пол и ударила ногой прямо в висок. Снова и снова, пока он, наконец, не перестал двигаться. Вот тогда-то я и пробралась в гараж и схватила веревку и клейкую ленту.
Я заставлю его заплатить за каждый раз, когда он прикасался к Агонии и Сьерре, за каждый раз, когда он думал о том, чтобы прикоснуться к ним. За каждый гребаный раз, когда он делал вдох в их сторону! Он не отвертится от расплаты.
К тому времени, как вернулась в гостиную, я находилась в такой ярости. Это было волшебно. То, что я могла бы заставить нас чувствовать. Блаженство и эйфория.
Я взяла руки и ноги ее отца и связала их вместе. Затем перевернула его на спину и заклеила рот скотчем. Как бы сильно ни хотела услышать его крики, упиваясь звуком его страха и боли, это могло вернуть Агонию, а я не хотела, чтобы это произошло. Мне нужно было закончить с ним.
Я должна спасти ее! Отомстить за нее!
Как только прислонила к дивану, я растолкала его.
— Привет. ЭЙ! Очнись!
Он начал шевелиться, а когда наконец открыл глаза и понял, что происходит, попытался отползти от меня.
— Нет, нет, нет. Ты никуда не пойдешь, — объявила я, возвращая его обратно. — Послушай, думаю, что в этой жизни ты сделал достаточно плохого, чтобы хватило на десять жизней. Но поскольку я здесь только благодаря Агонии, я заставлю тебя заплатить за то дерьмо, что ты вытворял с ней.
Он смотрел на меня глазами полными страха, и мне пришлось отвести взгляд. Я не позволю ей вернуться, пока все не закончится.
Я пошла на кухню и схватила ножницы и самый острый нож, который смогла найти. Возвратившись к куче дерьма передо мной, наклонилась и проговорила:
— Ладно, Чарльз, ты готов повеселиться? Потому что я да!
Взяла ножницы и начала разрезать его брюки. Он извивается, заставляя меня царапать его ноги всякий раз, когда я раздвигала ножницы, чтобы резать.
— Если ты будешь сидеть спокойно, это будет не так больно! — Я лгу.
Он просто рыдал, с заклеенным ртом. Хорошо! Ублюдок должен бояться!
Я встала и, схватив его за лодыжки, потянула вниз, пока он не оказался на спине. Взяла ножницы и срезала с него трусы.
Если он и не знал, что его ждет, то теперь понял! От приглушенных криков и воплей у меня закружилась голова.