И всё кончилось. Ещё один вдох такого вкусного и прохладного воздуха. И ещё. И ещё…
Володарский лежал на боку в позе зародыша…
Мокро, холодно, снег.
Какой снег? откуда снег?..
Прижимая к груди что-то круглое. Он пошевелился – руки-ноги на месте. Открыл глаза. Точно снег. Встал на колени. Осмотрелся.
Серое небо. Лес. Железнодорожная насыпь, две чёрные полоски рельсов, а на них и вдоль метров на двадцать – тридцать какие-то ошмётки, обломки, куски жести и дерева. И все это горит или дымится. Благо ветер в сторону, а-то уже был кашлял.
Стоп! А это что? Кровь?
Володарский присмотрелся. Между черными пятнами копоти и смазки алели островки алого и бордового. И только теперь он разглядел тела. Одно, другое, пятое. Да сколько же их? И кровь. Так много крови!
Вдали почудилось движение. Молодой человек в спортивном костюме вдруг зашевелился, сел, отряхиваясь и ошалело оглядываясь. Далее вроде бы зашевелилось ещё кто-то…
Володарский как-то бездумно двинулся в ту сторону, проваливаясь по колено.
Господи, да откуда же он тут взялся! Середина августа!
Что-то мешало ему поднять руку и рукавом вытереть капли растаявшего снега с лица. Что-то, что он до сих пор держал.
Володарский опустил взгляд и содрогнулся.
В руках у него была оторванная голова Юрки Смирнова.
«…Довожу до внимания властей, что житель нашей деревни Крюково Санька Бражников хоть и не кулацкого происхождения, но сочувствующий. Он только прикидывается справным колхозником, на самом деле вредитель. Вчерась на вечерней зорьке Санька свою бомбарду, ещё с гражданской в лесу прихороненную, где-то в стороне Жабьего лога испытывал. Я так кумекаю, проверял, мол, не завелась ли где в механизме ржа. Так грохнул, что моя коза Зойка ведро с молоком урюхала и в лес сбежала. Где её волки уже наверное задрали. А ежели не задрали, то ты, участковый, на всякий случай, объяви мою голубу в розыск. Коза видная была, ни с какой не спутаешь. Левого уха нет, собака соседская отгрызла, чтоб ей пусто было. Правый рог до половины обломан…».
Участковый Краюхин невесело хмыкнул, глянул на коряво выведенную дату внизу листа. «Вчерась» выходило больше недели назад. Вздохнул и переложил бумагу в стопку прочитанных. Тоскливо смерил кипу заявлений, которые ещё предстояло прочитать.
Накопилось.
А всё она – поголовная грамотность. Развелось писателей.
Краюхин нечасто навещал этот медвежий угол. Крюково стояла на отшибе, вдалеке от дорог и важных магистралей. Тихое место. Революция, гражданская война – всё прошло где-то далеко, не заглядывая.
Да и позднее, в коллективизацию, тоже особого шума не было. Из кулаков пострадало только семейство Пряниковых, заимевших во время НЭПа собственную мельницу. Но раскулачили их не шибко сурово. Даже в колхоз «Утро коммунизма» хотели после этого принять. С испытательным сроком. Но потом всё-таки сослали по команде из областного центра, который до сих пор по инерции называли губернским.