.
На кораблях офицеры почувствовали оживление работы штаба: «В это время мы стали получать указания от Штаба Флота о подготовке к выходу в море, затем получили указание о том, что мы включены в состав 2-го эшелона кораблей», – вспоминал лейтенант А. П. Белобров, который был лично знаком с А. М. Щастным по линкору «Полтава»>[243].
29 марта было введено «Временное положение об управлении Балтийским флотом», отменившее коллективное руководство им. Документ был подготовлен контр-адмиралом В. М. Альтфатером>[244]. Положение предусматривало должности начальника морских сил Балтийского моря и главного комиссара при нем, которые «избираются» Коллегией НКМД и утверждаются СНК. Слово «избираются» в этом контексте следует понимать как «выбираются из пригодных кандидатов», «предлагаются», здесь не шла речь о какой-либо демократической процедуре. Начальник морских сил, согласно положению, наделялся правами главнокомандующего (с очевидной отсылкой к дореволюционной трактовке этого понятия – права главнокомандующего были подробно разработаны в соответствующих нормативных актах царского времени), он нес полную ответственность за оперативную деятельность и боевую подготовку флота, имел право единолично назначать своих помощников. С главным комиссаром он должен был согласовывать мероприятия в отношении береговых морских частей и приморских крепостей, хозяйственные мероприятия. Кроме того, командующий по согласованию с главным комиссаром имел право «вступать в переговоры с германским командованием и финляндским правительством», руководствуясь при этом особой инструкцией, которая так и не была издана. Главный комиссар назначался ответственным руководителем «в отношении политической и общественной деятельности». В отношении прав штаба флота временное положение от 29 марта 1918 г. прямо ссылалось на дореволюционное положение о штабе командующего флотом Балтийского моря. Совет флагманов и Совет комиссаров объявлялись совещательными органами>[245].
Таким образом, для А. М. Щастного отпала формальная необходимость согласовывать свои действия с Советом флагманов и Совкомбалтом. Однако реальная ситуация, очевидно, требовала поддержания впечатления, что Совет флагманов и особенно Совкомбалт продолжают играть важную роль. А. М. Щастному это удалось, причем демонстративное (хотя во многом и фиктивное) участие этих органов в управлении флотом не ставилось ему в вину на суде, хотя и являлось формальным нарушением «Временного положения об управлении Балтийским флотом».
Кстати, во время суда А. М. Щастного обвиняли также в публичной критике этого положения за недемократичность! Представители офицерства, оставшиеся в Красном флоте, казалось бы, должны были стремиться к восстановлению привычной дисциплины и ликвидации всяких «демократических» учреждений и порядков, поэтому такая критика из уст А. М. Щастного должна быть признана лицемерной политической игрой на стихийно-демократических чувствах моряков. Критика А. М. Щастным положения об управлении флотом нашла отражение в приговоре, где утверждалось, что он «вел контрреволюционную агитацию […] <…> ссылаясь на якобы антидемократичность утвержденного СНК и ЦИК Положения об управлении флотом»