.
При добросовестном анализе документов в контексте обстановки ощущения «сбивчивости и противоречивости» инструкций не возникает. Нам также не известно никаких распоряжений В. И. Ленина, отданных непосредственно флоту в феврале – апреле 1918 г. Сама по себе концепция противопоставления «хороших» приказаний В. И. Ленина «плохим» распоряжениям Л. Д. Троцкого возникла значительно позднее, во второй половине 20-х гг., после того как Л. Д. Троцкий стал, по остроумному выражению его биографа И. Дойчера, из «вооруженного пророка» «разоруженным пророком», а вскоре и «изгнанным пророком»>[259].
Вероятно, и Г. К. Граф, и В. А. Белли передают слухи и домыслы, когда каждый из офицеров «мнил себя стратегом» и не скупился на глобальные выводы и глубокие умозаключения, фактически не владея ситуацией. Слова В. А. Белли о том, что он услышал о противоречивости инструкций от А. М. Щастного, наводят на мысль, что последний систематически обрабатывал свое окружение, дискредитируя центральные органы Советской власти. Далее мы еще приведем примеры его деятельности на этом поприще.
Что касается принятия решения о Ледовом походе на Совете флагманов, то оно могло лишь подтвердить уже фактически проводившиеся мероприятия, поскольку Совет флагманов начал действовать лишь в 20-х числах марта, тогда как первый эшелон кораблей ушел из Гельсингфорса раньше. Несомненно, в Совете флагманов могли обсуждаться вопросы, связанные с походом. Нельзя исключать и того, что А. М. Щастный, пользуясь Советом флагманов как прикрытием, решил на всякий случай подкрепить решение об уходе из Гельсингфорса еще и постановлением этого органа.
5 апреля 1918 г. под руководством А. М. Щастного проходит заключение Гангэудского соглашения с немцами. Соглашение предусматривало передачу немцам в неповрежденном виде береговых сооружений, сохранение на русских кораблях в зоне немецкой оккупации только небольших охранных команд, снятие замков и прицелов с орудий на этих кораблях. Охранные команды немцы обещали со временем отправить в Россию. Заметим, что формально в соглашении не содержалось обязательства немцев передать остающиеся корабли России, но в то же время подразумевалось, что они не будут немедленно захвачены немцами – на кораблях сохранялся «русский военный флаг». С немецкой стороны соглашение подписал командующей немецким отрядом в финских водах контр-адмирал Хуго Карл Август Мойрер (1869–1960). В русских источниках он именуется то Мейрером, то Маурером. Судьба сыграла с ним злую шутку. Если 5 апреля немецкий адмирал подписывал нечто вроде капитуляции русского Балтийского флота, то спустя полгода он был назначен уполномоченным немецкого морского командования по уточнению условий капитуляции немецкого флота перед англичанами