— Мамочка, тебе плохо? — испуганно пропищала Тася, выпучив глаза сначала от возмущения, что её кто-то второй раз за утро опередил в борьбе за ванную, а потом уже от странности происходящего.
— Йогурт несвежий съела, — на ходу сочинила я, стараясь не смотреть на Женьку, которая прекрасно всё понимала.
— Ага, йогурт, — противным голосом поддакнула она. — Алёшенькой называется.
— А есть такой йогурт? — удивилась мелкая.
Евгения уже открыла рот, чтобы выдать очередную порцию ехидства, но, наткнувшись на мой предостерегающий взгляд, сдержалась и, развернувшись, вылетела в коридор. Я всё ещё продолжала сидеть на полу, борясь с очередным приступом тошноты и прижимаясь лбом к раковине.
— Сильно плохо? — продолжала страдать надо мной Тася и даже попыталась убрать волосы с моего лица, в конец растрепав причёску, которую я с таким трудом соорудила перед выходом на работу.
— Терпимо, — соврала я, в качестве мантры повторяя в своей голове: “Это нервное. Это нервное”.
Но, видимо, мой организм был категорически не согласен с такой постановкой проблемы, и меня затошнило опять. Таська сморщилась и, схватив зубную щётку с пастой, поспешила ретироваться на кухню.
Я даже успела обрадоваться возможности побыть немного в одиночестве, всё-таки было что-то неподобающее в том, чтобы выворачивать свою душу наизнанку при собственных детях, а если вспомнить о возможных причинах моего “откровения”, то в пору было и вовсе сгореть от стыда.
Но насладиться уединением мне не дали, ибо в проёме вновь появилась Женя, протягивающая мне стакан воды, правда, сочувствия в её взгляде было ноль целых ноль десятых.
— Спасибо, — выдавила я из себя.
— Угу, — буркнула она и тяжко вздохнула. — Мам, тебе к врачу надо.
— К гастроэнтерологу? — из последних сил пошутила я.
— Угу, к нему самому.
— Я схожу.
— Сходи.
— Жень…
— Ну что Жень?! — всплеснула она руками. Между нами повисла напряжённая пауза, во время которой я решала, можно ли уже отскребаться от пола или лучше пока не рисковать. — Помочь?
Покачала головой и всё-таки подняла свою тушку вверх, голова продолжала гудеть, зато желудок, избавившись от остатков какой-либо еды, чувствовал себя вполне неплохо.
Пока я умывалась и с остервенением чистила зубы, дочь продолжала стоять за моей спиной, будто бы желая мне что-то сказать. Хотя вердикт: “Мать, ты — дура” — легко читался у неё во взгляде. А может быть, мне это просто казалось, именно так я сама себя и ощущала.
Девчонки попали в школу только к концу второго урока, чмокнув меня в щёку и выскочив из машины. Я с облегчением выдохнула и уже собиралась начать выворачивать с парковки, когда Таська вспомнила, что забыла сменку. Пока она рылась на заднем сиденье, я с непонятным приступом умиления смотрела на неё в зеркало заднего вида и думала о том, какое всё-таки счастье, что они у меня есть.