В тот же день мы предстали перед директором, который оказался бывшим папиным аспирантом. Минут пять мы с Риткой осыпали друг друга проклятиями и обвиняли во всех смертных грехах, пока обе не выдохлись, поймав недовольный взгляд директора. Антон Александрович устало потёр виски и обречённо выдохнул:
— И что мне с вами делать?
Мы с Риткой упрямо хмыкнули и демонстраивно отвернулись в разные стороны.
— А хотите, я вас исключу? — словно издевался над нами директор, правда, не слишком успешно: обе понимали, что никто нас не выгонит. Родители Анисимовой были какими-то шишками, имеющими связи везде где надо и не надо, а я… а я к тому времени уже успела стать надеждой местного разлива, которая половину учебного года провела, разъезжая по математическим олимпиадам. — Не хотите, — по-своему интерпретировал он наше молчание. — Может быть, тогда родителей вызвать?
Вот тут мы напряглись. Рита своих побаивалась, а мне перед папой и мамой было элементарно стыдно. Забавно, исключение нас не пугало, а вот реакция родителей... и Антон Александрович безошибочно считал сей факт с наших лиц.
— Значит, так. Либо учитесь жить мирно, либо вызываю родителей без разбирательства, кто прав, а кто виноват, — а потом, немного подумав, добавил. — А ещё пройдётесь по учителям, возьмёте дополнительные задания… общие, на двоих.
Из кабинета мы вышли обиженными на весь мир, а главное — несогласными с назначенным наказанием.
— Я не собираюсь с тобой вместе ничего делать, — гордо заявила Анисимова, задрав нос кверху.
— Ну и пожалуйста, — хмыкнула я. — Зачем мне балласт в твоём лице?
И, конечно же, мы опять разругались. Прямо под дверью директорского кабинета. Сейчас, почти двадцать лет спустя, я понимаю, что не такой уж и умной я была, раз не могла разрешить такую абсурдную ситуацию. Но факт оставался фактом — мы с заносчивой одноклассницей закусили удила и гнали вперёд, не замечая ничего вокруг. В общем, мы… подрались, очень так по-девчачьи, хватаясь за волосы и царапаясь ногтями. Короче, ни к чему хорошему это не привело. Родители, который всё-таки вызвали, решили взять под свой контроль процесс нашего примирения.
Неожиданно мама с папой оказались недовольны… моим поведением. По большей части их любовь ко мне была слепа, да и сама я никогда особых поводов для недовольства не давала, порой мне казалось, что они за Лёшку больше переживают, ибо недостатка в поводах не было. А тут: вот те на! Альбина подралась, да и с кем… с девочкой! Мама полвечера хваталась за сердце, а папа ходил за ней по пятам, капая валидол в изящную хрустальную рюмку.