Впрочем, поначалу меня никто не трогал, скорее уж просто относились как к диковинной зверюшке. Внешне это не сильно отличалось от моей прежней школы, но на деле всё обстояло кардинально иначе. Мои бывшие одноклассники могли со мной не дружить, но за восемь лет совместного обучения я так или иначе стала неотъемлемой частью класса, ко мне можно было обращаться за помощью, меня по-своему оберегали от сторонних людей (не то чтобы я сильно в этом нуждалась, в плане обид до меня не так уж легко было достучаться), меня… уважали.
Здесь же я была инородным телом, нарушившим привычный ход вещей. Дело в том, что мне многое давалось легко от природы, а если не давалось, то у меня всегда были два сведущих родителя, готовых помочь. И это оказалось фатально. Объясню. Безусловно, учёба в гимназии оказалась на порядок сложнее, чем в нашей районной школе, даже мне приходилось напрягаться, но в моём случае это скорее приносило удовольствие, чем дискомфорт. Остальным же приходилось… пахать, а это не то, чем хочется заниматься в четырнадцать лет. А если учесть, что тебя постоянно прессуют, контролируют и критикуют (а большинство моих одноклассников находилось именно в таком положении), то новая выскочка, берущая всё с лёту, да с которой тебя ещё и норовят всё время сравнить, ничего другого, кроме раздражения, не вызывает.
С присущими мне упорством и негибкостью я вечно влипала в странные ситуации. И если в той школе уже привыкли и не обращали внимания, то в этой считали, что я делаю это намеренно. Эпично-типичный случай: однажды на уроке строгая Вера Пална — наша математичка — начала давать нам сложнейшее задание, но кто-то зашедший в кабинет её отвлек, и задание так и осталось "недозаданным". Точнее, официально — не заданным вовсе. А я, конечно же, его сделала. С последствиями. Ибо я же ещё и руку подняла, напомнив учителю про задание... После чего весь класс на фоне исполнительной меня получил двойки. Несправедливо? Возможно. Я-то уж точно никогда не собиралась претендовать на роль Павлика Морозова, но остальные восприняли это совершенно иначе. Больше всех лютовала Рита Анисимова, которой моя неугомонная педантичность обернулась тройкой в четверти, а в последствии — и соответствующей оценкой в аттестате за девятый класс. Последовательность сомнительная, но Анисимова была уверена: виной всему странная профессорская дочка. И с этого рокового события начались военные действия.
Все, наверное, представили себе, как весь мир обижал одну бедную и безвинную меня? Но нет. Жизнь без покровительства Орлова вдруг научила показывать зубы, отвечая на едкие выпады и холодное презрение саркастическими замечаниями и снисходительными взглядами. Пик нашего противостояния пришёлся на конец девятого класса, когда неожиданно я довела Риту до слёз пошаговым разбором её умственных способностей. Кто бы мог подумать, не правда ли?