— Помнится, один из ваших коллег… вот, у меня записано: Михаил Федорович Онуйко… Вот он упоминал, что среди немцев были англичане и поляки.
— Федорыч-то? Маразматик старый. Не было в войну тут никаких поляков, это у него в котелке поляки. Ловил их в болоте в шестьдесят втором, когда к нам по обмену приехали.
— А англичане были?
— Был один. Странный тип. Вроде бы и не злой… Он мне как-то целую банку тушенки дал. Хорошей. Немецкой. Мы с мамкой пять дней ее ели… Только немцы его выгнали, того англичанина. Орали на него, даже стреляли, чего-то там не поделили.
Клавдия пожала плечами и замолкла, а Лоуренс с Грегом переглянулись: неужели удача?! После двух недель впустую, хоть кто-то вспомнил сэра Персиваля!
— Трофеи не поделили?
— Да какие тут трофеи, окстись, милок! Курей давно съели, коз и коров мы в лес увели, а из ценностей в нашей деревне одна медная крыша на церкви и была, да и ту пионеры на металлолом сдали.
— Но что-то Аненербе тут искали, раз стояли целый месяц, — не отставал от Клаудии Грег.
— Знамо дело, клад графини они искали, — фыркнула старая партизанка. — Его все искали, сначала белые в восемнадцатом годе, потом красные, а перед войной цельная комиссия из НКВД приезжала, допытывались о Преображенских и Гольцманах. И все копали, копали. Усадьбу едва по кирпичику не разобрали, в винном подвале землю на два метра снимали. Нашли дулю с маслом. Эти, немцы, тож копали. И вокруг, и около. Тетку мою, Наталью, поймали, допрашивали за клад этот…
Клавдия утерла слезу. Замолчала, перекрестилась. А потом остро так посмотрела на Грега:
— Родня, небось? Тоже клад ищешь?
— Ищу, но не клад, а документы, — не стал юлить Грег. — От немцев наверняка что-то осталось. Вы же видели, как они уходили?
— Видела, что ж не видеть. Сама в них шмаляла. Мне дядь Гриша шмайсер дал, я их с дуба… видали дуб у ворот? Там развилка такая. Удобная. Вот я с ней и того. Двоих сук! А третий убег…
Дальше старая партизанка добавила матерную тираду, из которой Лоуренс мало понял, кроме того что догнала бы — голыми руками убила за теть Нату.
— Хошь шмайсер покажу? Но с собой не дам. Нельзя в наше время бабе одной, да без шмайсера.
— Конечно! — загорелся Грег. — А сфотографировать дадите? Может, у вас еще чего осталось?
— Что б и не осталось, — пожала плечами старая партизанка. — Там-то мужики все растащили, да я мелкая была, быстрая. Что доперла, все наше стало. Мы с мамкой-то одни остались. Вона, керосинка хорошая. До сих пор работает, — кивнула она на блестящую керосиновую лампу, стоящую на полочке. — Ножик еще складной, хитрый такой. У офицера был, я его песочком оттерла.