Прекраса откинулась на сидение престола. Лицо ее побелело, рот приоткрылся, будто она не могла вдохнуть.
По гриднице прокатился общий крик.
– Убит? – Свенгельд шагнул вперед. – И люди его? Все?
– Все до единого, – подтвердил старик, сурово взглянув на него. – И речь такую послал тебе, княгиня, князь наш Хвалимир-Мал, – седой вестник снова обратился к Прекрасе. – Мужа твоего не воскресить. Прими виру за смерть его, но на треть меньше, ибо вина в том его самого. Мы вернем вам тело его и людей, а ты верни жену Хвалимирову и детей. Тогда будет снова меж нами мир.
Возмущенный гул все нарастал, но люди едва верили своим ушам и в растерянности глядели друг на друга.
Князь убит! У руси в Киеве нет больше князя! Каждый из бояр и оружников ощутил себя так, будто с него вдруг сняли голову. Вроде и не больно, но не знаешь, как сделать хотя бы шаг, ведь некому больше вести тебя, выбирать цель и пути к ней. Будто с неба сорвало голубой покров и открылась черная жуткая бездна… Князь среди людей – тот Сыр-Матер-Дуб на острове Буяне, что держит свод над головами.
Все взоры обратились к княжьему столу – к молодой женщине, которая сидела на нем. Одна. За полгода люди едва привыкли видеть ее место занятым – после того как много лет половина княгини оставалась пустой.
И вот опустела вторая, мужская половина. Тот, кто семь лет занимал ее, не вернется никогда.
– Муж твой Ингер на тебя куну брал и на сына твоего Святослава, – продолжал Требовид. – Говорил, что вы – наши владыки. К тебе мы пришли. Прими ты и сын твой виру за мужа и помирись с нами.
Свен набрал в грудь воздуха… и промолчал. О предложении виры он договаривался с Хвалимиром и обещал ее принять. Но виру предлагали не ему! Ее предлагали Прекрасе и от нее ждали ответа.
Но нет, смолчать сейчас – потерять все.
– Старче! – положив руки на пояс, Свен шагнул вперед. – Видно, иные обычаи в земле Деревской, если ты, мудрый человек, о вире за убийство речь ведешь с женой! Или у древлян жены имею право на месть? Я, Ельгов сын, один вправе решать, как отплатить убийцам за смерть Ингера, стрыйного брата моего.
Гул усилился, зазвучали одобрительные крики. Право кровной мести принадлежит мужчинам – отцу убитого, сыну, брату, племяннику и другим родичам до седьмого колена, но не женщинам и не малым детям. В этом Свен был прав: он, двоюродный брат Ингера, обладал правом мести – либо отказом от нее, но мысль о таком отказе, позорном для родни убитого, никому и в голову не пришла.
– Обычаи нам ведомы, – ответил ему второй старик. – Ингер собирал с земли нашей дань на троих – на себя, на княгиню свою Ельгу Прекрасную, на сына Святослава. И говорил: сие делаю, чтобы вы знали, кто ваши владыки ныне и в будущем. Чтобы вы ведали, что после меня князь русский будет зваться Святослав, Ингеров сын. Потому и пришли мы к ним – к жене его Ельге и к сыну. Ведомо нам, что мстить кровью за кровь не может ни жена, ни малое чадо. Виру принять им не зазорно, и с тем помиримся.