– Я пришлю к тебе Свена, – сказала Ельга, направляясь к двери. Потом обернулась. – А если Кольберн очень обидится, ты ведь можешь намекнуть, что сама теперь осталась без мужа…
Прекраса дикими глазами взглянула на нее, пытаясь сообразить, то ли Ельга сказала, что она услышала. Та смотрела на нее, морща губы, чтобы не улыбаться.
И тогда Прекраса расхохоталась. На громкий смех у нее не было сил, но даже от тихого смеха боль в груди усилилась. Однако как же тут удержаться!
– Ох, да! – выдавила она с каким-то смертоносным весельем. – Пообещать ему это я могу. Почему же нет?
Выходя на крыльцо, Ельга была уверена: выполнять такое обещание Прекраса не собирается, бояться нечего. Но тут же мысли о русалке и ее приближенных испарились: возле коней стоял с двумя отроками Асмунд, оживленно болтая с Торлейком и еще парой оружников. Ельга сделала ему знак рукой, чтобы подводили коней. А когда он подошел, сама прильнула к нему и поцеловала, под взглядами едва не уронивших челюсти Кольберновых варягов.
Асмунд охотно обнял ее и горячо ответил на поцелуй. Нужды нет, что они все подумают. Золотисто-карие, с зелеными искрами глаза Ельги сияли, как два янтарных солнца, и взгляд ее, прямой и разящий, как мягкая стрела, в самое сердце пролил веру, что отныне весь белый свет принадлежит им двоим.
* * *
– Я хочу, чтобы свадьба была как можно скорее, – сказала Прекраса, когда подтвердила Свенгельду, что и впрямь желает брака Асмунда и Ельги.
– Скорее? – повторил ошарашенный Свен.
Он едва поверил, что Ельга не шутит с ним, когда сестра явилась домой с этим известием. Он не подозревал сестру во лжи, но был уверен, что «русалка» морочит их и сейчас выставит какое-то условие, которое сделает соглашение невозможным, или хотя бы потребует отложить свадьбу на двенадцать лет.
– Да, – кивнул Прекраса, хотя вид ее меньше всего мог навести на мысль о чьей-либо свадьбе. – На днях… Так скоро, как только можно все приготовить. Дом для вас и пир для гостей.
– Но так быстро нельзя ничего приготовить! – ахнула Ельга.
– Что же так? – хмыкнула Прекраса. – Не будешь же ты говорить, что-де года не вышли или приданое не готово!
У Ельги дрогнули ноздри: она почувствовала себя задетой намеком на ее возраст, на десять лет превышающий возраст обычных невест. Как будто в том виной какой-то ее изъян!
– Твоим приданым пять домов наполнить можно, – продолжала Прекраса. – Да и дом-то будет знакомый. Я эту избу вам уступлю.
На память ей пришло собственное приданое: короб с сорочками, рушниками, поясками, рукавицами… Все то, что она наготовила у себя дома в Выбутах, а потом не знала, как с этим добром быть – княжеский невесте оно не пристало. Другое дело Ельга-Поляницы, дочь Ольведы Аскольдовны! Ей в приданое досталась треть того имущества, которое оставил после себя старый Ельг. Когда киевские бабы толковали о нем, у них разгорались глаза: греческие платья, золотые и серебряные узорочья, расписные блюда, чаши и кувшины! Коровы, лошади, овцы, свиньи! Куницы, бобры, лисы! Челядь! А тканого полотна из льна, конопли и шерсти не сосчитать. Освобождая отцовскую избу, Ельга забрала выделенную ей часть и увезла сперва на Девич-гору, а потом к Свенгельду. Теперь все это, что не ходило своими ногами, хранилось у него в ларях. Этим взабыль можно было за день наполнить даже совсем пустую избу, а скот и челядь за восемь лет ожидания увеличились в числе.