— Что это? — спросила Элиз Торнбер, пока Сайхан перемещался, чтобы закрыть собой её и Ариадну от пришедшего с Пенни странного существа. Дети задавали один вопрос за другим, скорее не из страха, а из простого любопытства, но один голос звонко прорезался через гвалт:
— Пенни, — сказала Ариадна резким командным голосом. — Я думаю, тебе следует это объяснить.
Но кое-кто ещё увидел то, что было у голема в руке, и её живой ум мгновенно сделал выводы. Роуз подалась вперёд, на её лице были написаны горе и скорбь:
— О боги! Нет! Дориан! О, нет! — воскликнула она. Роуз держала их дочь, Кариссу, одной рукой, но к Дориану подошла без колебаний, протянув другую ладонь, чтобы коснуться его руки, державшей обломок Шипа.
Голем был абсолютно неподвижен, приковав взгляд своих подобных самоцветам глаз к стоявшей перед ним женщины. Твёрдое лицо Дориана казалось лишённым выражения, но на Роуз он смотрел с сосредоточенной пристальностью.
— Дориан, ты меня слышишь? — спросила более спокойным тоном Роуз. Паника, бывшая в её голосе за миг до этого, исчезла, сменившись возложенным на саму себя контролем. Роуз Торнбер была женщиной, известной своими умом и самообладанием. За прошедшие годы она почти ни разу не теряла то, что Пенни считала её самым устойчивым качеством, её «мягкое спокойствие». Этот день не был исключением.
— Леди Роуз, я думаю, что вам, быть может, следует отступить, — с холодной заботой подал мысль Сайхан.
— Не сейчас, Сэр Сайхан, — укорила она его с уверенным выражением чистой власти, хотя голоса не повысила. Даже маленькая малышка у неё на руках пока не осознала невероятное напряжение, скрывавшееся под её невозмутимым внешним видом. — Ты помнишь меня, Дориан? — тихо продолжила она.
Кристаллический голем молча смотрел на неё, пока наконец не поднял свою свободную руку, постучав себе по лбу жестом, который мог означать либо недопонимание, либо узнавание. Ответ на этот вопрос был найден, когда грубый рот Дориана раскрылся, испустив одно длинное, скорбное слово:
— Р-р-ро-у-з-з-з…
Все умолкли, задержав дыхание, будто любой шум мог разрушить этот миг. В голосе Роуз звучала почти неслышная дрожь, но появившиеся у неё на щеках слёзы были доказательством её усилий сдерживаться:
— Верно, милый. Моё имя — Роуз. А своё ты помнишь?
— Шш-и-и-п… — поднял он сломанный меч.
— Папа? — жалобно спросил Грэм, выходя у матери из-за спины.
Дориан с секунду смотрел на мальчика, прежде чем протянуть руку, и мягко погладить сына по голове. Посмотрев обратно на Роуз, он впервые заметил младенца у неё на руках, и его лицо будто замерцало.