Иногда слепой крестьянин из Вайденхофа спокойно и осторожно чистил картошку или лущил горох, или очищал бобы. Но он всегда с доброй улыбкой на худых щеках откладывал свою работу в сторону, когда матушка Дорле впускала нас в комнату, говоря при этом:
- Отец, к тебе гости! Тут пришли внуки с Виллы...
Наугад он протягивал к нам руки, привлекал каждого из нас близко к себе и ощупывал, нежно и тихо поглаживая по лицу холодной рукой, а затем предлагал всем нам все новое захватывающее зрелище. Он вставал, подходил к столу, выдвигал ящик, брал из него маленькое вырезанное из дерева блюдце, в котором он заботливо хранил хлебные крошки и в которое он клал иногда лесной или грецкий орех. Затем он подходил к окну и тихо переливисто свистел, складывая тонкие губы в дудочку. Это продолжалось недолго, и вскоре через окно, над цветущей геранью, в комнату влетала пара синиц или веселый пестрый зяблик, или изящная краснохвостка и начинали порхать вокруг него.
Он слушал и ощущал удары крыльев, осторожно бросал крошки хлеба или измельченные ядрышки .орехов на посыпанный белым песком пол комнаты. И маленькие гости опускались прямо в самую полосу света, который играл на сверкающем песке, клевали их и щебетали. А кошка на скамейке у печки даже не поднималась - разве что сощуривала глаза и чуть-чуть пошевеливала лапками. Птички тщательно склевывали с пола крошки совсем рядом с ней. В этой низенькой, пронизанной солнцем горнице Вайденхофа было как в раю. А старик уже снова сидел на своем стуле, его большие голубые глаза, о которых немыслимо было и подумать, что они никогда не отражали в себе вид этой тихой комнаты и маленьких птичек, смотрели всегда прямо, как будто глядели поверх всего, сквозь время и пространство в бесконечность. Когда усердное клевание пичужек ослабевало, и он замечал, что рассыпаный корм подходил к концу, тогда он еще раз брал стоящее возле него деревянное блюдо и предлагал своим маленьким гостям прощальное угощение прямо в ладони. И по две, по три они без страха клевали и щебетали, как бы благодаря старика за прием, который он им оказал. Тогда он подносил доверчиво сидящих у него на руке к окну, какое-то мгновенье держал вытянутую руку в воздухе, а затем, взмахнув рукой, заставлял птицу лететь.
Потом он снова свободно садился на стул и поворачивал к нам свое необыкновенно приветливое лицо.
А мы с удивлением смотрели на него, как будто бы он был могущественным волшебником - мы так часто пробовали сделать то же самое, но на наши нетерпеливые детские пальчики ни одна птичка не опускалась даже на самое короткое время.