Для меня это было в самый раз. Если уж сам отец так говорил, то по-другому не может и быть! К тому же, думал я, зачем мне так мучиться с учебой? Я не нуждался в ней, как, например, школьный учитель Йоргле или бедный луговой крестьянин Ханнес - у моего отца денег куры не клевали, он был самым богатым крестьянином в деревне, и хотя нас в семье было четверо, мне все же доставалось многое: я получал прекрасное крестьянское подворье независимо от того, хорошо ли я учился или плохо, ходил я в воскресную школу или нет! Отец, казалось бы, уже позаботился об этом. А со скотом, вспашкой, плугами и посевом я всегда справился бы, как всякий крестьянский мальчишка, все равно, мог я чисто писать и правильно считать или нет. Таким было мое собственное мнение по этому поводу.
Но мать моя, случалось, плакала, садясь вечерком на край моей кровати в маленькой комнатушке под самой крышей, в которой спал я. И она молилась вместе со мной и просила Господа, чтобы он сделал меня прилежнее и дал бы мне послушное сердце. От этих слез и молитв внутри у меня все переворачивалось, и я намеревался стать другим. Но на следующее утро, с первыми же светлыми заманчивыми лучами солнца все мои добрые намерения улетучивались, и я оставался таким же, каким и был - диким Фридером. Как, должно быть, Бог хотел изменить меня - я же не хотел этого.
До того дня, который всем нам: мне и тем, кто желал мне добра, показался сначала темным днем ужаса и несчастья, который, пожалуй, был все же добрым днем в моей жизни - как же часто в человеческой жизни из печали рождается радость, или же, как в моем случае, сначала должна была быть розга, прежде чем человеческое сердце смогло увидеть свою доброту.
Это случилось воскресным утром, в то время, когда поспевала вишня. У моего отца вишневая посадка была наверху, в лесу. Там было много старых мощных деревьев, которые посадил еще дед, разросшихся ввысь и вширь. Как только вишни начали созревать, мы, мальчишки, я и мои друзья, бегали по вечерам наверх и смотрели, не поспели ли они раньше времени, и рвали и ели еще не созревшие ягоды. В этом деле были у нас и помощники - черные дрозды и дрозды-рябинники, которые прилетали из леса и набрасывались на вишневые деревья, как будто имели на это полное право. Они клевали одну вишню за другой, совали клюв в красную мякоть и перелетали к следующей. Это страшно злило меня - вишни были наши, зачем черным птицам надо было их так портить?
- Подождите! - грозил я им, - я покажу вам! Завтра принесу с собой ружье, подстрелю парочку и повешу на ветки в назидание другим!