Когда рассвело, всадники выехали на хорошо проторенную франконскими войсками дорогу, и к полудню вдали, на равнине, показались палатки огромного лагеря армии короля Карла. В лучах солнца сверкало белое полотно палаток, солнечные зайчики играли на копьях и оружии. То там, то здесь, совсем рядом, появлялись на своих быстрых скакунах всадники, и отдельные пушки или большие повозки воинов преграждали им путь. Затем они ехали по широкой лагерной дороге, на которой жизнь била ключом. Здесь всадники чистили своих лошадей, там несколько воинов, собравшись в кружок, сидели на земле, пили медовый напиток и играли в кости. С другой стороны раздавалось хриплое пенье, а вон там два монаха, одетые в темные рясы, тихо беседуя, прохаживались взад-вперед. Вдруг все утихли, и взоры устремились к блестящей группе всадников, въезжавшей в лагерь. Впереди на великолепном черном, богато убранном арабском коне гордо восседал человек в одежде, собранной складками; его светлорусую голову украшал сверкающий шлем, а на боку висел широкий меч с золотой рукояткой и в золотых ножнах.
- Смотри, это король Карл, - сообщил франконец Геле, которая все еще сидела перед ним на лошади.
С любопытством взирала девочка на торжественное появление короля; но расстояние, которое их разделяло, было слишком велико, чтобы она смогла хорошо рассмотреть его лицо. Вскоре король со своей свитой исчез из виду, а затем маленький отряд, с которым .прибыла Гела, остановился перед большой палаткой, охранявшейся несколькими воинами. Внутри палатки, разделенной большой холщевой стеной на два помещения, разместили детей саксонской знати, взятых заложниками. Гела была последней, кого привели сюда. Ее спустили с лошади и передали подбежавшему воину. Ему, по-видимому, было поручено наблюдение за палаткой и охрана ее жильцов.
- Ноткер, - сказал спутник Гелы, когда они вошли в маленькую, загороженную стеной из холста, прихожую, из которой можно было пройти в оба отделенных друг от друга помещения палатки, - я тут привел тебе девочку, кроткую и смирную, как голубка, и с сердцем, достойным мужчины. Она не кричала, когда мы взяли ее из родительского дома, подняв из глубокого сна, и увезли с собой в ночь и бурю. Она только сложила молитвенно ручки и тихо пробормотала что-то. Не знай я наверняка, что это дочь Гульбранда, нашего лютого врага, а стало быть, языческий саксонский ребенок, то я подумал бы, что она христианка.
Старый Ноткер обернулся к ней и поднял ее бледное лицо за подбородок. Глубокое волнение выразилось на его лице, и он сказал: