И она играла и пела:
„Часы, дни, месяцы, годы пролетели, как тень..."
Так и их короткое супружеское счастье пролетело, как тень; муж, которого она любила всеми силами своей души, не вернулся назад - бушующий ветер и разъяренные волны пропели ему песню смерти, и он нашел свою раннюю могилу в бездонной глубине океана.
В постоянных молитвах пыталась она превозмочь свое горе, в молитвах вела она свою борьбу, и в молитвах горе переносилось легче, в молитвах эта борьба вела к победе. В ее сердце вернулась радость, превосходящая всякий рассудок. Она знала, что ее муж в раю, где „намного лучше".
Нонни еще немного поиграла с Плутоном. Теперь девочка стояла за спиной у тети и смотрела на ее игру. Когда тетушка сделала небольшую паузу, Нонни попросила ее сыграть одну песню, которую она выучила в воскресной школе. Тетя кивнула, потом запела своим сильным чистым голосом:
Мы читаем постоянно
В старой Библии святой...
Нонни пела вместе с ней. И отец тоже отложил в сторону перо и поддержал их своим сильным басом. Они пропели вместе пять куплетов. Плутон, между тем, поднялся со своего места у печки. Он подошел к двери, обнюхал вокруг и тихо заскулил. Ван Бинген внимательно посмотрел на него, тоже приблизился к двери и осторожно открыл ее. Собака прошмыгнула мимо него и побежала к двери, ведущей в дом. И снова она заскулила и обнюхала пол и дверь. Тут подошли тетушка Мария и Нонни. Как только господин ван Бинген повернул ключ, Плутон взвизгнул и остановился как вкопанный на нижнем пороге. Его хвост поднялся, шерсть встала дыбом.
- Что с собакой? - удивленно спросила тетя Мария.
- Стой, Плутон, назад! - приказал ван Бинген. Но Плутон не уходил от двери.
- Пойду-ка я на улицу, посмотрю, должно быть, там что-то не в порядке, обычно Плутон ведет себя так, когда ему хочется на улицу...
Он схватил собаку за ошейник, другой рукой нажал на щеколду и открыл тяжелую дубовую дверь. Что-то свалилось ему под ноги. Все испуганно посмотрели на темную кучу, лежавшую перед ними, - да это же человек - мальчик!
- Что это, Хендрик? - вскрикнула тетушка. - Он мертв?
- Не знаю, тетушка Мария, мы должны... Нет, сперва возьми собаку и уведи ее, она как с цепи сорвалась! Тут ребенок, мальчик...
- Ребенок? О, бедняжка!
- Насквозь промерзший и промокший! Быстрее его в тепло! - Ван Бинген осторожно поднял маленькое, худое тело на руки и понес его в гостиную. Там он снял с него промокший пиджак и завернул его в теплое одеяло. Лицо незнакомца было бледным, его густые кудрявые волосы казались от этого особенно черными. Вокруг его рта лежала складка такой горькой скорби и одиночества, что ван Бинген на мгновение засомневался, действительно ли перед ним ребенок.