Карелы, по природе своей, люди честные, миролюбивые, добродушные, доброжелательные к другим и исполненные собственного достоинства, смотрели на воровство и буйства с презрением, как на диковинную, дурную и заразную болезнь. Но людей честных и работящих припрятывали у себя. Они, никогда не знавшие ни рабства, ни крепостничества, с врожденным чувством справедливости и уважением к личности, называвшие и друг друга, и судью, и священника, и урядника, и станового, и любого иного чиновника «вейкко»[32], с трудом принимали превосходство одного человека над другим. Полагали, что всякий человек равен другому, а уважение можно заслужить лишь честной жизнью, добрыми делами да почтенным возрастом. Русские власти знали о сокрытых беглецах, но чтобы не осложнять отношений с местным населением, мирились с такой ситуацией. Вера одна, Христова, работать не здесь, так там все равно будет на благо России, ну и пусть живет с карелами, раз таково сложилось.
Так Ануфрий Маслов прижился в Карелии. Через год полюбил и женился по любви на Анне, второй дочери Яри Кекконена, отца шестерых похожих друг на друга и на отца, рыженьких волосами и с мелкими веснушками на лице и руках, девушек и девочек-погодков. И с положенного срока пошли у них дети, едва ли не каждый год то мальчик, то девочка.
Но, как и всякий русский, а шире сказать: славянин, Ануфрий был привязан к хлебушку во всяком его исполнении – от каш до выпечки. И даже прожив несколько лет, не смог привыкнуть к карельскому хлебу, состоящему порой более чем на половину из различных примесей и добавок. И вскоре после женитьбы отказался от традиционного в Карелии подсечно-огневого земледелия и повел дело по-своему.
Под пашню карелы выбирали место повыше, с лиственным лесом. В первый год, в начале лета вырубали деревья и кустарники, складывали в кучи для просушки. На следующий год сжигали. На третий год разрабатывали и только на четвертый засевали. Сеяли и овес, и рожь, и пшеницу. Но наиболее надежной зерновой культурой был ячмень, он успевал вызреть даже при коротком и прохладном лете. Из зерна нового урожая обязательно пекли пироги либо варили кашу и вкушали эти яствия на краю нивы, в благодарность за урожай. Это был праздник. Но после празднеств наступают будни. Будни же таковы, что своего хлеба, даже в урожайные годы, хватало им месяцев на пять или шесть. Поэтому в муку примешивали различные наполнители: ячменную солому, мох, траву сосновую заболонь и разное другое, лишь бы съедобно было.
Славянская душа Ануфрия не принимала такого подобия хлеба, и он, не жалея ни сил, ни времени, стал расширять пашню, отвоевывая ее метр за метром у леса и камней. И не бросал после года-двух использования, как это было принято у карел, но, как велось на его родине, удобрял навозом, использовал севооборот, периодически оставляя поле под черный или занятой пар.