И чем больше люди от Бога отворачиваются, тем страшнее войны.
Но я видел: не только те, кто на передовой ежеминутно смерти в глаза смотрят, но и живущие в тылу о Боге задумываются. Почему так – не знаю, но это так. Наверное, потому, что за своих детей боятся, и вера в Промысл Божий – это единственная надежда, которая остается человеку, когда смерть рядом, пусть не с тобой, но все равно, с твоими близкими или друзьями, и когда ее, смерти, так много, что… что она… как бы точнее выразить… ну, вроде как самая главная в жизни становится. Да, наверно, так. Смерть во время войны становится самым главным в жизни, ее надо уважать и встречать уважительно. Для всей страны или даже для каждого отдельного человека.
Вот и я из таких. Если б не война, я б, наверно, так и думал, что Бога нет.
И еще одно, я считаю… Во время войны – все войну клянут, а после… после я часто слышал: в войну все было просто и ясно – тут свой, там враг, этот надежный человек, тот трус; один в трудном бою командование на себя возьмет и людей к победе приведет, а другой лишь с виду крепок, а внутри с червоточинкой, в трудную минуту и спасовать, запаниковать может.
А в мирное время все спутано и перемешано: друзья предают, честные люди с подлецами братаются, а жизнью нередко прохвосты правят.
Послесловие
Года полтора спустя, незадолго до Нового, 1980-го, года приехал в Ленинград из енисейских краев начальник нашей геологической партии Иван Иванович Атласов. Не то фонды и технику выбивать на следующий полевой сезон, не то еще по какой надобности, сейчас уже достоверно не помню. Как водится в среде сибиряков, налепили мы домашних пельменей, по сотне на едока, сварили их в бульоне с целой большой луковицей и с другими приправами, налили по полному стакану чего под пельмени полагается, а там, после первой миски, когда зуд желудка на пельмени слегка приглушился, разговор начался. Воспоминания потекли.
Работа в поле в геологических экспедициях вспоминается с тем же неиссякаемым интересом, как и служба в армии.
Вспоминались события и драматичные, и курьезные. И люди, которые в отдаленных северных экспедициях – одно из наиболее ярких явлений: народ в подавляющем большинстве своем не без накипи и коросты, зато каждый из них – личность. Одного вспомнили, и другого, и третьего.
– А помнишь Герасимова, печника нашего? – спросил Иван Иванович.
– Чё ж не помнить, помню, конечно.
– Умер недавно.
– Вот так. Мое удивление оказалось пророчеством – полтинника он не изжил.
– Тихо умер, у себя дома. Ночью, во сне. Предчувствовал, видно, смерть. В последнее время у всех знакомых прощения просил. В церковь стал ходить, а потом, когда совсем ослабел, батюшка к нему приходил, давал ему с ложечки вино и хлеб, Причастие, по-моему, называется… – Вопросительно взглянул на меня.