А в том разговоре Бабаксинья и тетя Фрося порешили, что Ольше, конечно, надо в город перебираться. И в будущем году, когда ей исполнится пятнадцать лет, через знакомых Бабаксиньи, которые вместе с дедом Матвеем работали, устроят ее в Ленинграде на железную дорогу. Может, стрелочницей, может, проводничкой, как удастся.
Но на такую работу пятнадцатилетних не берут, и Ольге, когда она уезжала из Ильина, в документах приписали два года к возрасту. Так что Ольге сейчас всего лишь семнадцать, а ему уже полных одиннадцать, не такая большая разница, подумаешь, каких-то шесть лет.
Виделись, правда, они редко. Оля прописалась у одних знакомых будто бы няня, а работала стрелочницей на станции Лигово и жила там же, сняла угол у других знакомых в железнодорожном бараке.
А что делать? Надо как-то устраиваться в жизни, и поддерживать друг друга надо, а иначе ложись да помирай.
В июле, когда немцы подходили к Урицку[16], ушла с другими рабочими станции Лигово и жителями Урицка в Ленинград. Шли пешком и не напрямую, а вдоль залива, там дорога была безопасней. Поселили ее на Балтийском вокзале в вагоне, а работать направили по своей специальности, стрелочницей на Броневую.
Миша Олю на Броневой не застал, уже неделя, как ее отправили в Купчино на рытье противотанковых рвов.
«Ох, голова-дырка, – укорил себя Миша. – Шел ведь через Купчино, мог бы посмотреть. Да кабы знать…»
И через рвы эти проходил. Немец с самолета тогда листовки разбрасывал:
Ленинградские дамочки,
Не ройте ямочки.
Придут наши таночки,
Зароют ваши ямочки.
Самих мы вас, подонков, зароем! Вместе с вашими танками. Скоро зароем. Никуда вы от нас не уйдете!
Жалко, что не застал Ольгу, да ничего не поделаешь, всего не предусмотришь. Попил для бодрости кипяточку на стрелочном посту и пошел дальше.
* * *
– Ты бы с ребятами поиграл, на лыжах покатался, с трамплина попрыгал, – даже не посоветовал, скорее призвал Юлерми, возвратясь из конюшни, куда отнес починенный хомут. – А то сидишь целыми днями дома.
– А нет, ничего, я не хочу.
Не станешь же ему объяснять: такова, мол, отработанная линия поведения.
– А то соседи про меня скажут, что держу тебя хуже батрака, целыми днями работать заставляю и даже погулять не выпускаю.
– Если скажут, ответь им: гуляю я и так больше, чем мне хочется. Я не по гулянью, я по дому соскучился.
Хоть и заготовленным был этот ответ, но искренним.
Юлерми неуклюже охватил мальчика и засунул его голову себе под мышку. Такое вот сочувственное объятие у него получилось.
А в конце недели пришла обиженная, если не сказать оскорбленная, Ирма: