Камера берет крупный план, я смотрю на его глаза, удерживающие контакт с аудиторией, и чувствую дрожь. Даже при разговоре со всеми этими незнакомцами его глаза излучают больше тепла, чем холодная настороженность, с которой он смотрел на меня вчера.
Я думаю о том пылающем огне в его глазах, который появлялся, когда он снимал с меня свою рубашку, сжигая меня до угольков к тому времени, как я лежала обнаженная, ждущая его прикосновений.
А еще о дразнящих искорках, источающих надежду, когда он смотрел на меня, продолжая просить и просить меня, терпеливо и настойчиво, стать его девушкой.
Ненавижу, что я больше никогда не буду его «малышкой».
Весь день заглядываю в почту... но от него ничего.
В результате, для своей статьи о свиданиях я написала всего пару предложений. Валентайн и Сэнди идут в ближайшую кафешку за сэндвичами, и, когда мы пересекаем холл здания, Валентайн зовет:
— Пойдем, Рейчел.
— Думаю, я просто... — я качаю головой. — Пойду, попытаюсь поработать дома.
— Глупости, — отвечает он, когда мы выходим на улицу.
Сэнди останавливает его.
— Пусти ее домой, Вэл.
— Я волнуюсь за эту девчонку. Она последнее время постоянно грустит.
— Не переживай за меня, у меня все отлично, — заверяю я их, махая такси. — Увидимся завтра, ребята.
Валентайн не единственный «волнующийся». Мои подруги тоже. И позже тем вечером они настаивают на Девичнике.
Уинн была непреклонна, настаивая на том, чтобы мы обсудили вопрос с работой. Предполагаю, что Джина рассказала ей о предложении от Малкольма, раз никто больше не знает о моем писательском застое. Даже мои подруги. Мне просто совсем не нравится быть такой беспомощной после того, как все случилось. Я стараюсь вернуться к нормальному состоянию, хоть уже и не понимаю, каково это.
Немногое, что еще меня поддерживает — вот эти встречи за бокалом с Уинн и Джиной в течение недели. Мы сидим за высоким столиком у окна. Здесь удобно.
И все равно, я как ненормальная, постоянно обновляю почту.
— Не знаю, с чего ты решила, что он так скоро захочет с тобой поговорить о том, что случилось, прошло всего четыре недели, а произошедшее было... что ж, могут вообще уйти годы, — говорит Уинн.
— Вау, Уинн, — ворчу я.
— Что, я стараюсь быть честной, Рейчел!
Я отодвигаю в сторону бокал с коктейлем. В голове всплывает образ его руки, тянущейся к моему колену под столом...
Игривые зеленые глаза, дразнящие меня, пока я не в силах больше выносить...
Я люблю своих подруг, мы всю жизнь были вместе. Они зовут мою маму «Мамой», знают обо мне все, но сейчас, пока Уинн просит рассказать все о той работе и Джина вводит ее в курс событий, я молча потягиваю коктейль, стараясь не выдавать, насколько мне на самом деле грустно. Мои друзья знают обо мне все, но, в то же время, ничего.