— А потом не останавливаться, — улыбается он. — Катя, ну было и было. Чего ты так распереживалась? На работе твоей это никак не отразится. И на наших деловых отношениях тоже. Давай, собирайся, — он кивает на мою сумку, которая стоит на кресле. — Я подожду внизу.
Ни разу не оглянувшись, он выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь, а я чувствую себя грязной, использованной дурочкой, которую обвели вокруг пальца. Меня трясет, как будто я замерзла, и мне стоит огромных трудов взять себя в руки. Но через десять минут я все же спускаюсь на лифте вниз с невозмутимой маской на лице, думая о том, что в последний раз кому-либо доверяю и позволяю к себе прикасаться.
— Это мое заявление на увольнение, — я кладу подписанный листок бумаги на стол и обнимаю себя руками.
— В смысле? — Глеб щурит глаза, глядя на меня снизу вверх. — Ты что это надумала, Катерина?
Мне стоит огромных усилий смотреть ему в лицо. Оно мне омерзительно. Как я могла считать его приятным и обходительным? Господи, какая же я дура, что так обманулась. Поверила, что Глеб станет тем, кто поможет мне вычеркнуть из жизни Сергея. Какой нормальный мужчина напоит женщину и станет брать её силой?
Я подавляю дрожь в мышцах и тихо выговариваю:
— Я не умею находится рядом с недостойными людьми, а тем более работать. А тебя я достойным человеком не считаю.
Взгляд Глеба темнеет, и он резко встаёт из кресла. Страх заковывает меня в тиски. Он идёт прямо ко мне.
— Ты что там себе навыдумывала? — раздражённо рявкает он. — Ещё пойди по офису растрезвонь, что я тебя изнасиловал. Совсем рехнулась? Ты на ужины со мной добровольно ходила? А на приемы? Я по-твоему малолетка сопливый, чтобы месяцами за ручки держаться и у подъезда целоваться? Мы с тобой взрослые люди и трахались по обоюдному желанию.
— Ты что-то мне подмешал, — упрямо повторяю я. — Весь вечер, как в тумане… — слезы непроизвольно вытекают из глаз от воспоминаний о той ужасной ночи. — Я просила тебя остановиться…
— Женщины в порыве страсти какие только глупости не говорят, Катерина, — тон Глеба смягчается, становясь вкрадчивым и примирительным. — Вспомни, ты сама хотела… — он тянется ко мне рукой, но я отшатываюсь. Даже его запах мне отвратителен.
— Не трогай меня.
Лицо Глеба вновь становится жёстким.
— Хватит недотрогу из себя корчить. Никаких заявлений я подписывать не собираюсь и дурить не советую. Тебе эта работа по блату досталась и такую зарплату ты даже со своей красивой мордашкой не найдешь. Матерей-одиночек с руками-ногами не отрывают, как ты знаешь. Максимум что тебе светит — то работа секретарем с задрипанной фирме, где тебе придется раздвигать ноги перед толстым стариком.